Музыку Вавилов вспоминает в дневниках часто. Более-менее развернутые размышления о ее загадке и смысле в ранних дневниках есть в записях от 26 января 1909 г. («…лишь музыка – жизнь»)
, 16 июля 1913 г. («Из искусств серьезна только музыка, самое чистое, самое светлое и самое живое»), 26 апреля 1916 г. Есть рассуждения о музыке и в поздних дневниках. «Объективно: колебание струн, иногда препаршивая личность пианиста и никакого соответствия между тем, что слушатель чувствует, и тем, что думает этот пианист. Внешние акустические импульсы как-то влияют на структуру человеческую, что в итоге возникает самое глубокое» (17 марта 1941). 18 октября 1942 г., описав в очередной раз, как все во вселенной плохо, Вавилов делает единственное исключение: «Вот только музыка (сейчас слушал патетическую сонату) – в ней, кажется, есть абсолютное в отличие от всего прочего (от людей, слов, картин, мыслей)». «По радио Вивальди: „Четыре времени года“. Снова думаю о загадке музыки. Физически слишком уж элементарно. Мозг – звуковые колебания, условной символики, как при разговоре, как будто бы никакой. В чем же дело? Почему такое глубокое впечатление? Иногда как вино, как лекарство, до слез, до успокоения и примирения с чем хотите! Притом действие только на развитой интеллигентный мозг» (6 июля 1944).Однако куда красноречивее, чем в подобных попытках рационального анализа, отношение Вавилова к музыке проявляется в записях, сделанных под ее воздействием.