Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова

Попытки как-то встроить в материалистическую систему мира душу, обладающую сознанием и свободой творческой воли, предпринимались философами на протяжении тысячелетий и до сих пор вызывают жаркие споры (одно из названий для этих споров – «проблема психофизического параллелизма»). Вавилов-философ тоже пытался разгадать загадку воздействия духа на материю – как-то по-новому, по-своему. «Очевидность сознания и его безусловная действенность (не только психо-физический параллелизм)» (1 января 1948) – в основе возводимых Вавиловым рациональных конструкций. Поиску места в мире для деятельной души посвящена вся панпсихистская ветвь философии Вавилова, приводящая его в итоге к нелепым мыслящим атомам[534]. Как ученый-физик, но при этом верящий в присутствие души в мире, он искал источник свободы воли в физических нововведениях своей эпохи, ставя сознание с ними в один ряд: «…все эти чудеса – Ungenauigkeitsrelation[535], элементарная статистика, сознание» (15 января 1950). Сознание «есть новый фактор воздействия в природе, в естествознании до сих пор не учитывавшийся» (7 мая 1950). «…сознание физически действующий агент» (НЗ, 18 декабря 1950). Выдуманный в дидактических целях сознательный демон Максвелла не давал Вавилову покоя именно тем, что похож на живое вещество своей способностью нарушать физический закон (возрастания энтропии). Интерес Вавилова к Ungenauigkeitsrelation также естественен – квантовая механика с самого начала охотно предоставляла философам лазейки для встраивания творческой души в материальный мир. До сих пор это довольно распространенное занятие: например, в статье «Концепция сознания в контексте квантовой механики» ([Менский, 2005], с. 432) всерьез рассматривается предположение о том, что «…сознание может влиять на вероятности наблюдения этим сознанием различных альтернатив» и следующие из этого предположения выводы для понимания чуда: «…доказательства того, что это на самом деле „рукотворные чудеса“, а не случайное везение, никогда не будут абсолютными ‹…› „неверующий“ предпочтет оказаться в таком [Эвереттовском] мире, в котором „чуда“ не произойдет. Поэтому для скептика вероятность, что он своими глазами увидит осуществление маловероятного события, остается малой».

Если подобного рода суждения о чудесах возникают даже в рамках рационального, околонаучного философствования, то в других типах мировоззрений творческие способности души трактуются еще более широко. «Обычный» способ «влияния психического на физическое», принимаемый безрадостным материализмом, – далеко не единственный. Многие искренне верят в действенность молитв и заклинаний (например, окропляют святой водой ракеты перед запуском). Вавиловское выскальзывание за рамки рационального мышления вполне допускало возможность и такого влияния души на мир – к загадке творческого сознания он подступался не только как физик, но также и как бывший мистик.

На словах профессор-ударник Вавилов «мистику» вроде бы не любил. В философских статьях он особо упоминал мистицизм как опасность, грозящую ученым, запутавшимся в квантовой механике и теории относительности, критиковал «идеалистический и мистический туман над современной физикой» ([Вавилов, 1944], с. 130). В дневнике тоже есть уничижительное высказывание о мистике: 30 марта 1942 г., удивляясь своему сохранившемуся с детства увлечению Гофманом, Фаустом и алхимией, Вавилов строго уточняет, что нет-нет, «совсем это не „мистика“ с гнилью ее и гадостью».