Грядет тьма (сборник)

Это было очень странное чувство — переживать события так, словно они происходили впервые в мире, спонтанно и свежо, но в то же время знать, каким должен стать результат, и идти вперед сквозь время, чтобы придать ему желаемую форму.

Человек, которого я играл в этой пьесе, боролся за проигранное дело, и теперь он знал это, и зрители знали, и знали, что это правильно, что он проиграл. Но было бы неправильно, если бы победоносный любовник победил нокаутирующим ударом. Нокаут был эмоциональным, а не физическим.

В этой сцене было странное сильное качество, потому что мы никогда не вступали в драки, а ощущение победы над насилием разряжалось на эмоциональном уровне в сознании самой аудитории. Я чувствовал боль побежденного любовника более реальной, чем когда-либо чувствовал синяки от падений, которые получал на репетициях. Было невыносимо расставаться с молодостью и свежим источником радости, которым стала для меня Сьюзен. Я ощутил опустошение и отчаяние...

И в последний момент я понял, что у человека, в которого я превратился, появилось еще одно чувство. Будучи тем, кем он был, он просто обязан был это осознать. Он начинал чувствовать первые слабые проблески облегчения.

Весь свой груз переживаний, накопленный за эти годы, я отдал зрителям. Просто нюанс, но они его приняли. Воздушная легкость в плечах, выпрямленная спина и избавление от бремени — было наградой за это.

Спектакль закончился мертвой напряженной тишиной на долгие мгновения, а затем последовала мощная лавина аплодисментов, от которых закачались трибуны и задребезжали окна по обе стороны улицы.

Овация длилась добрых пять минут и могла бы продолжаться всю ночь. После нас чуть ли не толпой окружили ошеломленные люди, отчаянно желающие прикоснуться к нам как к богам.

Когда все закончилось и сцена почти очистилась, я услышал голос Гатри, звучащий ровно и мрачно из фургона грузовика:

— Мистер Рохан, не могли бы вы зайти сюда на минутку? Я хочу поговорить с вами...

Я никогда не видел человека в такой крайней степени ярости, граничащей с безумием. Должно быть, минут десять я стоял и слушал, как он кричит на меня шепотом, багровея от напряжения и стараясь говорить тише.

Я не слышал ни слова из того, что он сказал.

Потому что Рохан снова стал самим собой. Лучше, чем когда-либо прежде. Все, через что мне пришлось пройти, стоило того, чтобы это привело к чувству уверенности и триумфа, как сейчас. Все так бы и осталось ничем, если бы я не смог отвоевать свой путь обратно. Я вновь увидел родной театр, сияющий на вечерней улице, толпы людей, стекающихся под его крышу, и Говарда Рохана, возвышающегося в ослепительных огнях в половину высоты здания. РОХАН ПРИШЕЛ В СЕБЯ. Рохан снова был на пути к вершине, и ничто из того, что мог сказать или сделать Гатри, не проникало сквозь бурю эмоций в моей голове.

Я позволил Гатри разозлиться. Я говорил «да» или «нет» и «никогда не повторится», не слыша его, пока его гнев не унялся, а вены на лбу не перестали разбухать. Но это не имело значения. Я даже не видел его. Мир вращался только потому, что мои ноги шли по нему, поворачивая его, и никого больше не существовало, кроме меня.

Глава 17

К тому времени, когда нам было пора возвращаться в свою рощу, поднялся теплый довольно сильный ветер. Кое-как мы собрали реквизит и декорации и отправились в лагерь. Гатри был слишком зол, чтобы говорить, да и актеры как-то странно молчали. Не знаю, чего я от них ждал, но явно не этого. Впрочем, это не имело большого значения. Видимо, они еще были под впечатлением постановки.

Воздух был наполнен шелестом листвы и поскрипыванием огромных стволов, так что мы продолжали свой путь и с тревогой поглядывали на небо. Шуршание иголок под ногами было таким же непрерывным, как и сам ветер, наполняя наши чувства, как ветер наполнял рощу. Очень ярко светили большие звезды.

Сильный теплый ветер чувств бушевал и во мне. Сдувая прошлое, полируя каждую грань нового Рохана до состояния бриллиантового блеска. Я словно заново родился. Я стал сильным и свободным. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо прежде. Даже трудное время не прошло даром. Я быстро опустился на самое дно после смерти Миранды, и годы, проведенные среди полевых рабочих, не были лучшими в моей жизни, но стоили того, чтобы пережить их и стать таким, каким я стал сейчас.

Тяжелое время прошло.

— Иди сюда, — позвал я Гатри, когда он неуклюже спрыгнул из кабины. — Надо кое-что обсудить. — Я кивнул в сторону задней двери, которая вела в брюхо стального кита, где находился телевизор.

Он снова покраснел и начал что-то мне высказывать. Но я пропустил его ворчание мимо ушей.

В ту ночь я ощущал в себе нескольких Роханов. Один из них мыслил остро и ясно, пока мы возвращались в лагерь. Другой просто глубоко дышал, глядел на звезды и наслаждался теплым сильным ветром. Третий находился еще там, на сцене, где публика сливалась в единое целое и дышала только тогда, когда им позволял дышать Рохан.