Публика была благосклонна к нам, хотя мы этого не заслуживали. Люди не уходили с трибун до самой развязки. Они много кашляли и ерзали, они шептались в наиболее напряженных сценах, и никто не смеялся над шутками. Но по крайней мере, никто не ушел до конца спектакля. Вероятно, очень немногие из них когда-либо были в живом театре, и они, наверное, ушли домой с впечатлением, что это скучно по сравнению с телевидением и фильмами. По крайней мере, они не устроили овацию и не окружили нас в попытках прикоснуться, как это было в Сан-Андреасе.
Трибуны опустели. Прожекторы погасли. Я сел под трибуной и забрал у Полли полупустую бутылку. Она молча отдала ее. Остальные актеры тоже стояли и смотрели на меня сверху вниз, слишком ошарашенные, чтобы хоть как-то выразить свои эмоции. Это было за пределами их опыта. Или моего. Иногда на сцене случается такое. Мы все это знали. Мы все знали, что обычно говорят и делают по этому поводу потом. Но эта пустота, поразившая меня, была слишком ненормальной, чтобы с ней кто-то мог справиться. Они все еще беспокойно перешептывались и смотрели, как я допиваю бутылку, когда Гатри вышел из-за трибун и подошел ко мне.
Я даже не поднял головы. Я знал его походку и не видел смысла вновь смотреть ему в глаза. Я не слышал, что он говорил, но все актеры постепенно начали расходиться от меня, как будто он отдал им безмолвный приказ. Виски жужжало у меня в голове, смутно успокаивая. Я выпил последний глоток, мысленно благодаря того, кто изобрел забвение. Поверх пустой бутылки я посмотрел на Гатри.
Он не был красным от гнева. Он был очень бледен, а печальные глаза казались каменными. Он перестал быть добреньким философом и стал похож на человека из Комуса, каким и был, решительным и безжалостным. Тихим голосом он сказал:
— Ты испортил все, как только приехал к нам, Рохан. С меня хватит. Я не знаю, о чем ты договорился с мистером Наем насчет дальнейшей миссии, но я знаю, что ты развалил всю работу труппы. Я уже послал за заменой. Можешь собираться и уезжать прямо сейчас. Ты больше не играешь в труппе Суонна, Рохан.
В тумане виски, гудевшем у меня в висках, мне казалось, что он говорил вовсе не словами. Он говорил огненными буквами, которые мне не нужно было читать, да я и не хотел. Поскольку было слишком больно понимать, что он на самом деле говорит...
Кажется, в тот вечер я побывал во все барах в округе. Возможно, я проводил время во многих шумных компаниях. Я не уверен, потому что моя маленькая жужжащая комната оградила меня от всего неприятного. Я осторожно балансировал алкоголем, как большим жужжащим защитным пузырем. Я уже не совсем понимал, что происходит в реальности. Иногда казалось, что я снова сижу в автобусе, который трясется по дороге между полями Огайо. Иногда казалось, что я снова с труппой, тоже трясущейся по ухабам, но на этот раз в фургонах, в тесной рабочей группе, обсуждающей пьесу, направляясь к... Где же она? В Карсон-Сити, и новый спектакль.
За исключением того, что я был выброшен из труппы навсегда... Как актер и режиссер. Если сегодняшний вечер и доказал что-то, то только это.
И даже в своей гудящей волшебной комнате я не мог представить, что могу возвратиться. Я слишком хорошо помнил, как стоял на дороге с рюкзаком в руке и смотрел, как грузовики исчезают в лунном свете. Актеры попрощались приглушенными голосами, стараясь не встречаться со мной взглядом. И маленький мир, частью которого они были, уехал по темной дороге, оставив внутри меня пустоту, слишком холодную, чтобы ее согрело спиртное, и слишком большую, чтобы заполнить ее чем-то другим.
Но я старался. Я очень старался.
Глава 22
Небо надо мной было прозрачно-голубым. Верхушки деревьев склонились друг к другу, покачиваясь в медленном завораживающем движении. Оказалось, что я лежал на хвойном ковре, но я понятия не имел, где нахожусь и даже кто я такой. Вспышка предупреждения в глубине моего сознания подсказала, что лучше не вспоминать, кто я такой. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Я медленно сел. От этого движения моя голова взорвалась, словно от удара грома. Я сжал виски обеими руками, борясь с тошнотой. Похмелье? Да, я вчера напился... Шаг за шагом я возвращался к недалекому прошлому, с трудом напрягая серое вещество. Затем мягкий солнечный свет вдруг потемнел, когда я вспомнил.
Да, это был конец. Ослепительное будущее, которое я считал уже реальным, ускользнуло, как ртуть сквозь пальцы, и я вернулся к тому, с чего начал. В конце концов, я не актер. Я — ничто. Я вспомнил мертвый, застывший час на сцене. Я снова увидел Гатри, который стоял предо мной, глядя сверху вниз и произнося свою изобличающую речь. И все кончилось.
И мне снова приснился странный сон...
Я оглядел небольшую поляну в лесу, где провел ночь. Ночь и добрую часть дня, если судить по косым солнечным лучам, пробивающимся сквозь кроны деревьев. Я пытался вспомнить сон.