Миранда. Что же это было? Мой театр жил в ней? Каким образом? Что-то нелепое привиделось мне. Кочующий театр в обрамлении кольца бомб, отсчитывающих время до взрыва, и внутри находится Миранда, играющая роль в бесконечно важной для меня сцене, но совершенно беззвучно. Она что-то говорила мне со своей прекрасной улыбкой, ее рот нашептывал что-то без единого слова, в то время как огненные буквы мерцали над ней, а ее шелковистые светлые волосы мягко обрамляли лицо.
Подождите. Шелковистые светлые волосы? У Миранды были темные волосы. Это у Кресси были светлые кудри. Во сне что-то было не так. Миранда и Кресси слились в одно целое? Мне это не понравилось. У Миранды и Кресси не было ничего общего. Миранда была любовью, верностью, блеском и красотой. Миранда была всем, что имело для меня смысл. Миранда была фундаментом, на который я опирался, и огнем, который освещал мне путь. Она создала меня. Без нее мир превратился бы в трясину, а свет — во тьму. А я был бы никем.
Во сне бурлили ярость и разочарование. Миранда говорила что-то, что я должен был знать. Должен был, но огненные буквы постоянно уплывали куда-то, чтобы их можно было прочесть. Какой-то рев, похожий на ураган, потревожил мой сон, и я смутно ощутил, как мой каменный кулак ударил кого-то неизвестного, кого-то враждебного для меня, вставшего между мной и всем, к чему я стремился. Я ненавидел его. Я почувствовал, как кулак погрузился в его тело, и услышал, как враг застонал.
В разгар ураганного рева я открыл глаза и обнаружил, что снова и снова бью по ковру из сосновых иголок, нанося тяжелые яростные удары. Рев стихал вдали. Моя рука нещадно ныла от ударов. И я снова погрузился в путаницу сновидений, потому что пробуждение было хуже забытья.
Я снова услышал этот звук и приподнялся, вспоминая свой сумбурный сон. Шум стремительно приближался ко мне, сотрясая воздух вокруг меня, а спустя мгновение быстро унесся вдаль. Грузовик на шоссе. Итак, прошлой ночью я каким-то образом выбрался из города и очутился в этой лощине среди сосен рядом с дорогой, по которой уехала труппа. Полли и Рой, Кресси и Гатри, Хенкены, удаляющиеся по длинному шоссе со всеми своими планами и проблемами, бросая меня наедине с собой.
Голова гудела. Я поскреб небритую щеку и задумался, что делать дальше. Слабый лучик надежды мелькнул в сознании, и я задал себе вопрос. Почему, в конце концов, все закончилось именно так? Да, Гатри меня выгнал. Но за кем будет последнее слово? Я работал на Ная, а не на Гатри. Будет ли Най думать о моей судьбе, если узнает, что я покинул труппу? Возможно, работа актера больше не для меня. Но я здесь не только для того, чтобы играть. Я шел по следу самого Анти-Кома, и у Гатри не было полномочий избавляться от меня. Все что мне нужно было сделать, это выйти на связь с Наем, закончить работу по поиску Анти-Кома и...
И как же мне быть? Каким образом вернуться в труппу, которой я уже не руковожу? Возвратиться в прежнюю жизнь актера, который не может играть? Какое место найдется для Рохана в мире, где он не сможет полноценно жить? Нет, я был прав с самого начала, с того самого часа, когда умерла Миранда. Может быть, именно об этом и говорили мне огненные буквы во сне. Без Миранды я был никем. И только сейчас я это понял. С ней я ощущал себя значимым, сильным, могучим и живым. Один я был никем. Так что одно блестящее выступление, когда я почувствовал себя снова великим, было последней вспышкой перед мраком, а провал был истинным отражением меня самого.
Почему Най снова должен думать обо мне? Чем он может помочь мне? Воскресить Миранду?
И все же я должен был что-то предпринять. Я не могу сидеть здесь вечно. Я с трудом поднялся и посмотрел на заходящее солнце. Через несколько часов труппа Суонна будет устанавливать свои трибуны в Карсон-Сити. Как быстрее мне добраться до них? Надо действовать! Воспоминание о сне мгновенно раскрыло очевидное. Вот оно! Трибуны и их опоры были начинены взрывчаткой, представляющей из себя кольцо зарядов, минута за минутой отсчитывающих момент взрыва. И это значило, что я должен был предотвратить это. Но это всего лишь сон. Во мне бушевала тревога за то, чему я не мог дать названия. Мысли яростно бурлили в голове, но внутренний голос говорил: «Нет, успокойся, я не вижу опасности».
Неуклюже двигаясь, я с трудом начал подниматься по склону в сторону звуков проезжающих машин.
Тяжелый грузовик с грохотом остановился в сумерках.
— Приехали, — сказал водитель. — Карсон-Сити. — Он искоса взглянул на меня. — Ты в порядке, приятель?
Я оторвал подбородок от груди и выдавил улыбку. Всю дорогу от Дугласа я был неважным собеседником. Слишком многие думы роились у меня в голове.
— Конечно, я в порядке, — ответил я и с трудом выбрался из кабины.
Он наблюдал за мной, рассматривая мои царапины, синяки и порванную одежду. Он покачал головой, глядя на меня, и я пробубнил:
— Что ж, спасибо, что подвезли.
Водитель поколебался, сунул руку в одно из отделений приборной панели и бросил мне пакет.
— Вот, лови.