Грязная работа

Одри увидела, что на задней стороне коробочки выцарапано имя “Рейчел Ашер”. В душе ее что-то всколыхнулось. Бедный Чарли. Она обняла его за плечи.

– Мне так жаль, Чарли. Простите меня.

На компакт-диск закапали слезы, и Чарли не поднял головы.

Мятник Свеж встал и покашлял. На лице у него не читалось ни ярости, ни упрека. Ему, кажется, было даже как-то стыдно.

– Одри, я несколько дней мотался по городу на машине. Я бы не отказался от такого места, куда можно кинуть кости, если вы меня пустите к себе.

Та кивнула, не отрывая щеки от спины Чарли:

– Спросите у Эстер, она вам покажет.

Мятник Свеж, пригнувшись, вынырнул из кладовки.

Одри не отпускала Чарли еще долго – баюкала его, и хотя он окончательно потерялся в мире компакт-диска, где жила любовь всей его жизни, а она, Одри, осталась снаружи, на корточках посреди красного сияния безделушек со всего света, она плакала вместе с ним.

Прошел час, а может, и три, – вот так течет время любви и скорби. Чарли повернулся к ней и спросил:

– А у меня есть душа?

– Что? – не поняла она.

– Вы сказали, что видите, как у людей внутри пылает душа. У меня она есть?

– Да, Чарли. Да, у вас есть душа.

Он кивнул, снова отвернувшись, но и прижавшись к ней:

– Хотите взять?

– Не-а, у меня своя, – ответила она. Но так было не вполне.

Она взяла компакт у него из рук – прямо-таки отцепила его руки от коробочки – и поставила к остальным на полку.

– Давайте дадим Рейчел немножко отдохнуть и пойдем в другую комнату.

– Ладно, – ответил Чарли. И позволил ей себя поднять.

Наверху, в комнатке, где по всему полу были разбросаны подушки, а стены увешаны портретами Будды, возлежащего в лотосах, они долго сидели и разговаривали при свече. Делились историями, рассказывали, как дошли до того, до чего дошли и чем стали, а когда с этим было покончено, говорили о своих утратах.

– Я видел это снова и снова, – сказал Чарли. – Больше у мужчин, чем у женщин, но определенно – у тех и у других. Жена или муж умирает, и оставшийся жить словно привязан к умершему, как в альпинистской связке. Словно второй человек упал в расщелину. Если оставшийся жить не отпустит трос – не обрежет его, – наверное, – мертвый утащит его с собой прямо в могилу. Со мной бы так и случилось, если б не Софи и даже, может, если б я не стал Торговцем Смертью. Происходило что-то больше меня, что-то больше моей боли. Я только поэтому и дожил досюда.

– Вера, – ответила Одри. – Чем бы она ни была. Забавно – когда ко мне пришла Эстер, она была зла как черт. Умирала и злилась. Сказала, что всю жизнь верила в Иисуса, а теперь вот умирает, а Он обещал, что она будет жить вечно.

– И вы ей: “Ну что, Эстер, вам не позавидуешь”.

Одри кинула в него подушкой. Ей нравилось, что на такой мрачной территории он видит глупости.

– Нет, я ей сказала, что Он говорил другое: она будет жить вечно. Только Он не сказал как. Веру ее вовсе не предали, ей просто нужно шире ее понимать.

– Что совершеннейший пиздеж, – сказал Чарли.

Еще одна подушка отскочила от его лба.

– Нет, это не брехня. Если кто и способен понять, как важно, что книга не разжевывает все детали, то это вы… Мы все то есть.

– Вам нельзя говорить слово “пиздеж”, да?

Одри невольно покраснела и обрадовалась, что свеча горит тускло и оранжево.

– Я тут о вере говорю – неужели на меня так трудно не наезжать?

– Простите. Я понимаю – или мне кажется, что понимаю, – о чем вы. В смысле, я понимаю, что здесь наличествует какой-то порядок, я просто не знаю, как можно сочетать, скажем, католическое воспитание с “Тибетской книгой мертвых”, “Большущей-пребольшущей книгой Смерти”, торговцами старьем, продающими вещи, в которых хранится человеческая душа, и злобными летучими бабами в канализации. Чем больше я знаю, тем меньше понимаю. Я просто делаю.

– Ну, в “Бардо Тёдол” говорится о сотнях чудовищ, которые встречаются на пути, пока сознание вершит странствие к смерти и перерождению, но положено – игнорировать их, поскольку они – иллюзия. Это ваши собственные страхи, которые не дают двинуться дальше. Вреда вам от них на самом деле никакого.

– По-моему, как раз это, Одри, в книге упустили, потому что я их видел, я с ними дрался, выдирал души из их лап, смотрел, как в этих тварей попадают пули, как их сбивают машины, а они все равно лезут напролом. Они определенно не иллюзия и вред принести могут еще какой. “Большущая-пребольшущая книга” о подробностях умалчивает, но явно говорит о Силах Тьмы, которые стараются завладеть нашим миром, и про то, как восстанет Люминатус и выйдет на битву с ними.

– Люминатус? – переспросила Одри. – Это что-то светлое?

– Большая Смерть, – ответил Чарли. – Смерть с большой буквы. Вроде Кахуны, Важной Шишки, Большого Босса. Если бы Мятник и прочие Торговцы Смертью были помощниками Санты, Люминатус был бы самим Сантой.

– Санта-Клаус – Главная Смерть? – изумленно вытаращилась Одри.

– Нет, это просто пример… – Чарли увидел, как она сдерживается, чтоб не расхохотаться. – Послушайте, меня сегодня били кулаками и током, связывали и душевно травмировали.

– Так моя стратегия соблазнения эффективна? – ухмыльнулась Одри.

Чарли попутало.