Грязная работа

– Пока, Софи, – сказала Лили, побледнев больше обычного.

И Софи зашагала прочь под новый марш собственного изобретения:

– Толь-ко не в по-пу – толь-ко не в по-пу – толь-ко не в по-пу.

Чарли повернулся к Лили:

– Это наверняка оживит уроки в первом классе у миссис Магнуссен.

– Ну да, это пока неловко, – ответила Лили не моргнув глазом. – Но придет день, и она скажет мне спасибо.

Чарли постарался смотреть на пуговицы своей рубашки так, будто глубоко задумался, но не вышло, и он захихикал, попробовал перестать и в конце концов просто фыркнул.

– Господи, Лили, да ты мне как младшая сестренка, я бы ни за что…

– О, великолепно. Я предлагаю тебе дар – от всей, можно сказать, души, а ты…

– Кофе, Лили, – вздохнул Чарли. – Можно я попрошу тебя сварить мне кофе, а не чикать меня, а затем посидеть и поговорить со мной, пока я его пью? Тебе одной известно, что у нас с Софи происходит, а мне нужно привести мысли в порядок.

– Чикнуть было бы, вероятно, быстрее. – Лили посмотрела на часы. – Давай я позвоню вниз и скажу Рею, что задерживаюсь.

– Здорово, – ответил Чарли.

– Я все равно собиралась тебя чикнуть только в обмен на информацию о Торговле Смертью, – сказала Лили и взяла трубку со стойки.

Чарли опять вздохнул:

– Те же мысли мне и нужно привести в порядок.

– Как угодно, – сказала Лили, – но в смысле попы я несгибаема.

Чарли постарался мрачно кивнуть, но опять захихикал. Лили метнула в него телефонную книгу Сан-Франциско.

Морриган

– Эта душа пахнет ветчиной, – сказала Немайн, морща нос, к которому поднесла кусок мяса, нанизанный на длинный коготь.

– Я тоже хочу, – сказала Бабд. – Дай. – И она цапнула падаль, на лету отхватив кусок размером с кулак.

Троица расположилась в забытых остатках фундамента ниже подвалов Китайского квартала: Морриган возлежали на балках, обгоревших еще при великом пожаре 1906 года. Маха, у которой уже проступал жемчужный головной убор, который она гордо носила в своем женском облике, рассматривала череп мелкого животного при свече, которую сама натопила из жирка мертвых младенцев. (Маха всегда тянулась к искусствам и ремеслам, и остальные две сестры завидовали ее талантам.)

– Не понимаю, зачем душа – в человечине, а не в человеке.

– И на вкус ветчина, по-моему, – сказала Немайн. Светящиеся красным кусочки души брызгали у нее изо рта, когда она говорила. – Маха, ты помнишь ветчину? Нам она нравится?

Бабд пожевала свой кусок мяса и вытерла когти о нагрудное оперение.

– Ветчина – это новое, по-моему, – ответила она. – Как сотовые телефоны.

– Ветчина не новое, – сказала Маха. – Это копченая свинина.

– Нет! – потрясенно ответила Бабд.

– Да, – сказала Маха.

– Не человечина? Тогда как тут может быть душа?

– Спасибо, – сказала Маха. – Именно это я и пыталась сказать.

– Я решила, что нам ветчина нравится, – сказала Немайн.

– Тут что-то не так, – промолвила Маха. – Не должно быть настолько легко.

– Легко? – взвилась Бабд. – Легко? Да чтобы дойти до этого, ушли сотни… нет – тысячи лет. Сколько тысяч лет, Немайн? – Бабд посмотрела на ядовитую сестру.

– Много, – ответила Немайн.

– Много, – сказала Бабд. – Много тысяч лет. Куда уж легче.

– Души к нам приходят сами, без тел, без душекрадов, – это как-то слишком легко.

– Мне нравится, – сказала Немайн.

Минуту все молчали. Немайн покусывала тлеющую душу, Бабд прихорашивалась, а Маха изучала череп зверюшки, вертя его в когтях туда и сюда.

– Мне кажется, это сурок, – сказала она.

– Ты не можешь отличить ветчину от сурка? – спросила Немайн.

– Фиг знает, – сказала Маха.

– Я не помню сурков, – промолвила Немайн.

Бабд тяжело вздохнула:

– Все идет так хорошо. Вот вы когда-нибудь вообще задумываетесь: когда мы все окажемся Сверху и Тьма будет править всем – ну, типа, что дальше?

– Ты это в каком смысле – “что дальше”? – осведомилась Маха. – Мы будем властвовать над всеми душами и карать смертью как захотим, пока не поглотим весь свет человеческий.

– Ну да, это я знаю, – сказала Бабд. – Но потом-то что? В смысле… ну, властвовать и все такое – это, конечно, очень мило, но что – где-нибудь всегда будет Оркус? Фыркать и рычать?

Маха отложила череп и выпрямилась на обугленной балке:

– Это еще что за базары?

Немайн улыбнулась – зубы ее были идеально ров-ны, лишь клыки длинноваты:

– Она все сохнет по этому своему тощенькому душекраду с сабелькой.

– По Новому Мясу? – Маха не могла поверить своим ушам – те стали видны лишь несколько дней назад, когда прямо в лапы Морриган забрела первая из “дармовых душ”, так что слух Махи уже давненько ничего не возмущало. – Тебе нравится Новое Мясо?

– “Нравится” – это немножко сильное слово, – ответила Бабд. – Мне просто думается, что он интересный.

– Интересный – в смысле, тебе хотелось бы разложить его кишки в грязи интересным узором? – уточнила Маха.

– Вообще-то нет – это ты у нас талант.

Маха посмотрела на Немайн – та ухмыльнулась и пожала плечами.

– А не грохнуть ли нам Оркуса, сразу как восстанет Тьма? – предложила Немайн.

– Я уже немного утомилась от его проповедей, а если не явится Люминатус, Оркус станет совсем невозможный. – Маха пожала плечами, сдаваясь. – Ну да, а чего нет?