Грязная работа

Он даже продал три диска с душами одному человеку – такое тоже случилось впервые. Сразу не заметил, что женщина та же самая, а потом все пошло наперекосяк, и он перемотал и прокрутил вновь пленку памяти. Тут-то и выяснилось. В первый раз она была монахиней – какой-то буддистской разновидности, в свекольно-золотых одеждах, волосы очень короткие, будто голову недавно обрили и они только начинают отрастать. Запомнил Мятник глаза – хрустально-голубые, необычные для человека с такими темными волосами и кожей. И в глубине этих глаз таилась улыбка, от которой ему показалось, что душа нашла себе место по праву – хороший дом уровнем повыше. В следующий раз он увидел ее через полгода. Она была в джинсах и косухе, волосы – точно взрыв на макаронной фабрике. Взяла компакт с полки, помеченной “Один в одни руки”, – Сару Маклахлан: если б Мятника попросили, он бы сам ей это порекомендовал, – и Торговец Смертью едва заметил хрустально-голубые глаза, только подумал мимолетом, что где-то уже видел эту улыбку. И вот на прошлой неделе – снова она, волосы распущены по плечам, в длинной юбке и муслиновой рубашке, словно у поэта, под ремнем, будто беглянка с возрожденческой ярмарки; для Хэйта обычное дело, а вот на Кастро таких почти не бывает. И все равно он не придал этому значения, пока женщина не глянула поверх темных очков, вынимая деньги из бумажника. Опять голубые глаза – электрические, на сей раз они почти не улыбались. Мятник не знал, что делать. У него не было доказательств, что она была монахиней и цыпой в косухе, но он знал – это она. Все свои навыки он применил к ситуации – и в итоге все же киксанул.

– Так вам, значит, нравится Моцарт? – вот что он спросил.

– Это другу, – ответила она.

Рассудком Мятник понимал, что на это сказать – нечего. Сосуд души должен найти себе законного владельца, так? Нигде не сказано, что Мятник должен продавать им сосуды непосредственно. Случилось это неделю назад, и с той поры голоса, шарканье в тенях и общая жуть почти не прекращались. Мятник Свеж бо́льшую часть взрослой жизни провел один, но прежде никогда одиночество не было так глубоко. Раз десять в последнее время его подмывало набрать номер кого-нибудь из других Торговцев Смертью – якобы предупредить о своей промашке, но главным образом – просто-напросто поговорить с человеком, который поймет, каково ему приходится.

Он вытянул длинные ноги на три сиденья и в проход, закрыл глаза и затылком уперся в окно, бритым черепом ощущая ритм лязгавшего поезда сквозь холодное стекло. Ох, нет – так не получится. Перебор сакэ и что-то вроде вертолетов в голове. Он отдернул затылок, открыл глаза – и тут заметил, что в двух вагонах от него погас свет. Свеж резко выпрямился и стал наблюдать, как лампы гаснут уже в соседнем вагоне… нет, не так. Там двигалась тьма – текучим газом, будто высасывая из плафонов энергию.

– Ой блядь, – сообщил Мятник Свеж пустому вагону.

В поезде он даже не мог выпрямиться во весь рост, но все равно встал, чуть ссутулившись, упираясь головой в потолок, но лицом – к надвигавшейся тьме.

Дверь в конце вагона отворилась, и кто-то вошел. Женщина. Хотя не вполне женщина. Скорее тень женщины.

– Эй, любовничек, – произнесло оно. Низкий голос, прокуренный.

Мятник уже слышал его раньше – или тот голос был похож.

Тьма обтекла два дальних плафона в полу, и женщина осталась лишь силуэтом, отражением пушечной стали в чистом мраке. С тех пор как Мятник только пробовал силы в торговле смертью, он не помнил такого страха, но теперь очень боялся.

– Я тебе не любовничек, – ответил он голосом ровным и уверенным, как бас-саксофон, не выдав ни ноты ужаса. “Кризис во всяком миге”, – подумал он.

– Черную возьмешь – домой не придешь, – сказала она, шагнув к нему, и теперь ее иссиня-черный силуэт обволакивал Мятника со всех сторон.

Он знал, что в нескольких шагах за спиной дверь, запертая мощной гидравликой, а за нею – черный тоннель в двухстах футах под заливом, и по дну бежит смертоносный электрический рельс. Но сейчас почему-то казалось, что там очень уютно.

– Да брал я черных, – ответил Мятник.

– Нет, не брал, любовничек. Ты брал смуглых, темно-шоколадных и кофейных – это может быть, но даю тебе честное слово: черной ты никогда не брал. Потому что черную возьмешь – домой не придешь никогда.

Мятник смотрел, как она придвигается – скорее, течет: из кончиков ее пальцев выросли длинные серебристые когти, на них играли тусклые отблески аварийных лампочек, и с этих когтей капало такое, что, ударяясь об пол, взрывалось паром и шипело. На флангах послышалась какая-то возня, там что-то перемещалось во тьме – низенькое и быстрое.

– Ладно, к сведению принял, – сказал Мятник.

20. Вторжение наймита-крокодила

В городе стоял жесточайше жаркий вечер, и окна у всех были открыты. С крыши дома по другую сторону переулка лазутчику было видно, как маленькая девочка радостно плещется в ванне, полной мыльной пены, а два гигантских пса сидят рядом, слизывают шампунь у нее с пальцев и отрыгивают пузырьки. Девочка при этом визжит от счастья.