Грибная пора

Мы приехали электричкой. До обратного поезда оставалось много времени, но бродить по лесу больше не хотелось — очень уж редко попадались грибы, да и те в большинстве червивые, и мы взяли курс на станцию. Можно идти прямо. Но я подумал, что напрасно не обшарил молодой соснячок, открытый в мой первый приезд на эту излюбленную городскими грибниками железнодорожную станцию. До сих пор я там ничего не находил, но в место верю и рассчитываю, что когда-нибудь за верность оно меня щедро отблагодарит.

Я мечтаю, конечно, о рыжиках, о боровых рыжиках. Представляю, как с переполненной корзиной приду на станцию, как удивятся люди…

Сейчас сухо, надежд на грибы мало. Но я не могу уйти из лесу, не побывав в соснячке, меня тянет к нему с силой, которой я не могу не подчиниться. Меня не страшит, что это не по пути, что надо сделать приличный крюк. Я предлагаю пойти туда и Вадиму.

— Ну уж нет. Иди куда хочешь, а я на станцию,— ворчит он. — Сверну с дороги и срежу этот лес.

— Там овраг, — говорю ему.

— Ну и что, зато ближе.

Вадим упрям. Он уходит, помахивая тонкой сухой тросточкой. Тросточка ему нужна не для удобства, а для форсу, а этим Вадим и в лесу, с собой наедине, не поступится.

Он ушел, а я свернул в другую сторону.

Хорошо бродить по лесу одному! Хорошо, когда твой путь зависит от мелькнувшей в стороне шляпки белого, или поразившего своей яркостью подосиновика, или мостика столь маленьких рыжиков, что их хоть через лупу рассматривай. Находки случаются неожиданные, они заставляют смотреть на лес по-другому, вызывают желание возвратиться назад, кружить до тех пор, пока не потеряешь ориентировку, или продираться сквозь чащу, в которую совсем не хотел заходить, или отклониться почти в поле к одинокой, словно овдовевшеи, сосне, скромной и кокетливой елочке или величавой березе.

Хорошо бродить по лесу одному. Никто тебе не мешает, ник го тебя не окликает, никто не идет за тобой следом и ты не боишься потеряться или кого-то потерять. Ты один, ни от кого не зависим. Ты можешь молчать, разговаривать сам с собой, думать о чем хочешь, слушать лес — его тишину и неумолчный шум.

Хорошо бродить по лесу одному, но я предпочитаю компанию. Самый неумелый и неудачливый грибник может что-нибудь подсказать, на что-то натолкнуть, особенно в местах малознакомых или совсем незнакомых.

В компанейской поездке есть хорошее чувство соревнования. Если грибов много, интересней набрать лучшие. Если их мало — хорошо похвастать полной корзинкой и всегда приятно удивить друзей самым красивым, самым необычным грибом, который попадает необязательно наиболее опытному. Приятно, наконец, сесть на поляне в кружок, выложить на раскинутый плащ съестные припасы и угощать товарища такими же помидорами, такими же колбасами, какие есть и у него.

Чем еще хороша компания, так это солидарностью. Попадешь с опытными грибниками, сам у них чему-то подучишься, неопытных же натаскиваешь и становишься от этого сильнее. Существует поверье, будто белые грибы растут дружнее, если их вовремя срезать. Что берешь или даешь разумно, то, как рубль, пущенный в оборот, обрастает процентами.

Сегодня у меня ни основного капитала, ни процентов. Заветное место не обрадовало, а одному шарить в соснячке совсем не хочется. Прихожу на станцию ни с чем и первое, что вижу, — ухмыляющееся лицо Вадима.

— Ты что? —спрашиваю.

— Ничего, — пожимает он плечами.

Он уже не ворчит — и это подозрительно. Он смотрит прямо в глаза — и я готов поручиться, что он подготовил какой-то подвох.

Корзина его стоит у ног, прикрытая ветками. Так обычно делают все, поди узнай — с удачей или без нее возвращается грибник. Но я-то уверен: в корзине у Вадима почти пусто. На всякий случай сажусь рядом и протягиваю к ней руку. Вадим тут же останавливает меня:

— Не лапай!

Ого! Значит, и в самом деле что-то произошло. Болтливый и шумный в обычное время, Вадим моментально становится молчаливым скромником, как только в чем-то преуспевает. Чувствую, что и сегодня ему повезло. Наткнулся “на добрую семью белых? Не иначе. Больше нечем наполнить корзину в столь короткий срок. А может… Нет, ничего другого быть не может.

Наконец мне удается заглянуть под ветки. Вот это да! Грузди! Великолепные настоящие грузди, почти полная корзина.

— Где ты их нашел? — спрашиваю.

— В лесу, — отвечает Вадим скромно.

— Как наткнулся?

— Обыкновенно. Надо уметь искать.

Ну все, теперь из него слова не вытянешь. Единственное средство против этого — ни о чем не спрашивать. Я делаю равнодушное лицо и молчу. Теперь идет поединок нервов: кто выдержит. Мое невнимание Вадиму непереносимо, и он начинает рассказывать, как из чащобы вышел на полянку, как шел вдоль оврага, как при неосторожном взмахе руки полетела в овраг тросточка, как он полез за ней… и вот.

Надо же, такое везение! Я начинаю сердиться и на Вадима, и на себя, и на свое заветное место. Жаль, что не умею ругаться столь изысканно, как он, и говорю совсем неубедительно:

— Груздь — не тот гриб. Рыжик боровой — вот это да!

— Это который не вырос? — справляется Вадим.

— Еще вырастет, — утверждаю не очень уверенно.