Грибники ходят с ножами

В наставшей вдруг тишине я разглядывал собравшихся. Редеют наши ряды, редеют! Конечно — у кого было другое дело, кроме этого, сейчас там и есть, занимаются этим самым делом... Здесь сейчас только самые непутевые. Впрочем, есть и счастливчики, которые, наоборот, сейчас взлетели: часть бревна утонула, другая, наоборот, поднялась.

Вот господин Аземов, бывший близкий приятель. Сколько проехали вместе! Всегда он мог писать только в дороге — раньше в поездах, идущих в самые дальние концы Союза, потом — только на самолетах, теперь может писать только на международных авиарейсах. Далеко улетел.

В углу веселой компашкой, бодро хихикая, команда “новых”, хоть и не молодых. Сумели внушить Западу, что именно в их лице он помогает новой русской литературе... Книг, правда, они не пишут — пишут “проекты”, получают гранты... “Дети капитана Гранта”, как называю их я.

В другом углу — мрачный Юра Каюкин. Всегда выглядит — и одет — точно так, словно только что вылез из земли. Трепаный, грязный. Бывший аутсайдер, раньше неприлично было с ним даже здороваться — только милостиво, но сухо кивать. Сейчас вдруг его разжиженные, бесконечные писания из жизни древних князей стали бешено всюду издаваться. “Князь из-под земли”. Счастья, правда, не испытывает, и богатства тоже на нем не видно, но издается повсюду — от Камчатки до Смоленска. Но хоть мучается, понимает, что пишет — никак. Обменялись с ним ненавидящими взглядами. Он страстно мечтает писать, как я. А я — как он!

Писатели явно грустили. Так ведь, глядишь, понуро разойдемся — и все. Что сказать?

И туг поднялся Гиенский.

— Я предлагаю выбрать сейчас инициативную группу, пойти в мэрию и требовать снятия Анжелы Вадимовны и признания проведенной ею приватизации издательства — недействительной!

Зал загудел на разные голоса. Наиболее активные — они же наименее сведущие — считали, что надо пойти и свергнуть, а там уж! Другие сумлевались: а не посадит ли их в долговую яму эта “фабрика счастья”, называемая издательством? Но самые отчаянные, как всегда, брали верх:

— Гиенского в комиссию! То есть, извините, Гиевского...

— Называйте, называйте... Должно быть по меньшей мере пять человек. Называйте лишь самых авторитетных!

— Аземова надо! — крикнула поэтесса Шмакова. — Его все знают.

— ...Ну, давайте... не молчите... Ваша судьба решается! — горячился Гиенский, при этом странным образом не услышав самую как раз весомую фамилию Аземова... Уж слишком авторитетный? Как бы не захватил пост, намеченный Гиенским явно для себя. — Ну, не молчите же!

Все, напротив, в некоторой растерянности молчали. Если он фамилию Аземова проигнорировал — то кого же кричать?

Вдруг я с изумлением увидел, что вперед медленно идет Паша. Ему-то что наши дела?

— Я тут посторонний, с другом зашел...

— ...бизнесмен, бизнесмен... — зашелестело в зале.

— ...а вы тут всю жизнь этим занимались... но, ей-богу, удивляюсь я вам.

Все с интересом молчали. Поняв давно уже полную бесперспективность дальнейшей жизни, только на чудо и надеялись: придет такой вот, простой и коренастый, — и все решит. Ну а кто же еще?

— Честно! — продолжил Павел. — Напали все на красивую женщину!

Панночка, перед этим слегка опавшая, гордо встрепенулась.

— ...а сами, мужики, не подумали, чем конкретно можете ей помочь?

— Мы пишем книги — этого достаточно! — гордо воскликнул Гиенский, которому, кстати, этого было явно недостаточно.

Все, конечно, знали, что Гиеныч подлец, но как-то некогда было заняться этой мелочью — Гиеныч, всех опережая, звал постоянно вперед, не давал сосредоточиться на мелочах, на некоторых особенностях его характера, — говорил-то он всегда правильно, самое-самое!..

Правда, Сашка Бурштейн однажды бил ему морду — но это пустяк.

Паша — видно, не в курсе рейтингов — лишь махнул презрительно на Гиенского рукой: книги, мол, все пишут. Не в этом дело! Гиенский гордо уселся. Всего какой-нибудь год назад Гиеныч выступал в этом зале, надменно говорил, что в ближайшие восемь лет намерен заниматься лишь Баратынским, надменно отвергая всех прочих, менее родовитых... а вот теперь тут какие-то непонятные пришельцы затыкают ему рот!

— ...вы лучше поинтересовались бы конкретными делами, — спокойно продолжил Паша. Панночка теперь не сводила с него глаз. — Узнали бы для начала, к примеру, есть у вас какие-то положенные скидки по аренде, какие льготы, короче, толковым бы чем помогли.

Паша даже зевнул — в такой-то аудитории. Наступила тишина. Маститый критик Торопов, поглаживая осанистую бороду, оглядывал зал: кто тут еще шевелится, кого надо срочно добить? “Дедушка Мазай с дробовиком”, как ласково называл его я.

— Потом... про это заведение, — неожиданно перешел Паша. — У меня друг работал, шофером, — спокойно, без комплексов сказал Паша (не те времена!). — Так что я бывал здесь...

Все снова насторожились: ну и что? Паша зевнул снова: устал объяснять детские вещи — сколько же можно?