В широкий круг общения Лишина были вовлечены очень известные представители музыкального и артистического мира. Трудно объяснить, для чего он предпринял попытку сближения еще и с Чайковским - хотел ли, понимая слабость своих композиторских опытов, попросить совета у высоко им ценимого композитора, искренне ли надеялся услышать лестный отзыв, а, может быть, даже дерзко набивался на дружбу, полагая, что упомянутого беглого знакомства у Азанчевского и одинаковой «правоведческой» юности для этого достаточно? Как бы то ни было, на великий пост 1876 г., когда на все спектакли налагался запрет, он оставил свою «летучую» труппу и прибыл в Москву. Чайковский в письме к брату Анатолию от 17 марта 1876 г. с раздражением писал: «Я знаю целую массу людей, которые рассчитывают на то, что я буду в то время не занят в Консерватории, и хотят меня немножко эксплуатировать, в том числе, напр<имер>, Лишин, который объявил мне, что на Страстной неделе он нарочно приедет в Москву, чтобы поближе со мной познакомиться, а также познакомить меня со своими творениями»[35]
. Спустя полтора месяца, 29 апреля 1876 г., он с еще большим негодованием сообщал брату Модесту: «Здесь в Москве проживает теперь временно известный тебе Лишин. Недавно он играл мне свою оперу «Граф Нулин». Боже! Какая это мерзость. И если б ты знал, как вообще этот господин мне противен с своею дилетантскою самоуверенностью, дешевым остроумием и бесцеремонностью обращения»[36]. Раздражение Чайковского понять несложно: здесь и крайне критичное его отношение ко всякого рода непрофессионализму (а Лишина он считал бездарным выскочкой), и неинтересный для Чайковского жанр комической оперы, и обида: хорошо сознавая несопоставимость своего и лишинского творческого потенциала, он не мог не досадовать, как легко пришла к 20-летнему юнцу столичная и провинциальная известность. Даже спустя 10 лет после этой встречи, отвечая на вопросы директора московских Императорских театров В.П. Погожева относительно своей биографии, он напишет: «Не принадлежа ни к какой музыкальной партии и не имея близких друзей среди рецензентов и редакторов, я ездил втихомолочку и, в то время как петербургские газеты с шумом трубили о каждом романсе г. Лишина, спетом в Стерлитамаке или Богодухове, обо мне писали очень мало»[37]. И сам Погожев свидетельствовал: «Презрительно и с раздражением относился он также к композиторам Галлеру и, в особенности, к Лишину. Последний был положительно bete noire Чайковского»[38]. Что же касается общего правоведческого прошлого, то, как известно, Чайковский ценил его столь мало, что, сочинив в 1885 г. «Правоведческую песню» и «Правоведческий марш» по случаю 50-летия Училища, отказался лично принять участие в торжествах, прокомментировав это весьма показательно: «Как я рад, что не поехал на юбилей! Уж одно то, что Лишин там блистал и выдавался, было бы мне равносильно пощечине!»[39].