Григорий Распутин. Могилы моей не ищите

– Григорий Ефимович, следуйте за мной. Феликсу Феликсовичу нездоровится, и он просит вас подняться к нему в кабинет.

Это было сказано на одном дыхании, монотонно, как заученный безо особого понимания текст, как доклад, впрочем, не терпящий обсуждений.

Распутин смотрел и видел перед собой глаза незнакомца: ледяные, рыбьи, видел его гладко выбритый подбородок боксера, расчесанные на прямой пробор и прилизанные как у полового из дешевого трактира волосы.

Григорию Ефимовичу чудилось, что в этой голове был запрятан заводной симфонион «Циммерман», пахнущая канифолью музыкальная шкатулка, и он вроде бы даже слышал доносящееся оттуда потрескивание и пощелкивание пружин и шестеренок механизма, а знакомая музыкальная тема «Потому я тебя так безумно люблю» едва слышно звучала фоном к словам, только что произнесенным.

Тогда в Петрограде многие говорили об оживших куклах в мастерских кукольных дел мастеров на Невском и Литейном, которые, якобы убив своих создателей, отправлялись на поиски новой жертвы. Передвигались они по городу на крытых автомобилях по ночам, вызывая страх горожан ревом включенных моторов и слепящим светом фар.

И вот сейчас Григорий Ефимович видел перед собой такую ожившую куклу.

– Немец?

– В каком-то смысле, – с едва заметной усмешкой ответил незнакомец.

– Не знаю тебя.

– Феликс Феликсович ждет, он хотел бы познакомить вас со своими гостями.

– Что за гости? – не выпуская кочерги из рук, Распутин принялся расхаживать по столовой взад и вперед, искоса поглядывая на человека-куклу.

– Господа из Государственной думы, великий князь Дмитрий Павлович.

– Знаю, не любит он меня, – Григорий Ефимович резко остановился и рубанул кочергой по воздуху, – и мне не за что его любить.

– Прошу вас, пройдемте…

И тут вновь взмахнул кочергой, но на сей раз обрушил ее на голову полового из пропахшего пивом и кислой капустой трактира. От удара подбородок сразу же ушел в сторону, выдавив из себя массивную, словно сооруженную из белого алюминия нижнюю челюсть, а из образовавшейся в голове дыры в разные стороны полетели металлические детали «Циммермана». Кукла качнулась, инстинктивно расставив руки, захрипела и повалилась на ковер, уставившись своими неживыми глазами на морду белого медведя, который открыл пасть и зарычал.

Где-то между ними упало и орудие убийства – кочерга.

Это видение, как вспышка, осенившая сознание Распутина, возникло само собой, подсознательно, потому что он сам никогда бы не решился убить человека, раскроив ему череп. Хорошо помнил, как в детстве он однажды стал свидетелем пьяной деревенской драки, в которой убили человека, размозжив ему голову камнем, попавшимся под руку. Тогда кто-то закрыл маленькому Грише глаза ладонью, но все равно, сквозь пахнущие сапожным варом и табаком пальцы он видел, как мертвеца волокли по земле, на которой его изуродованная голова оставляла бурый пузырящийся след.

– Пожалуйста, проходите, – незнакомец сделал шаг в сторону и, вежливо пропуская, указал Григорию Ефимовичу на открытую дверь, за которой начиналась винтовая лестница в бельэтаж.

Так они и начали восхождение: Распутин впереди, его сопровождающий сзади.

Поднявшись до уровня первого этажа и оказавшись на площадке перед дверью черного хода, которая вела во внутренний двор, незнакомец остановился:

– Григорий Ефимович, а вот признайтесь, ведь хотели же меня сейчас той кочергой прикончить?

Распутин замер.

Вопрос этот был задан уже не ожившей куклой, а человеком, который хорошо знал, зачем привел «старца» на лестницу, и теперь остановился перед дверью черного хода.

– Хотел.

– А что же не прикончили? Духу не хватило? – в голосе прозвучала усмешка.

– Не убий – сказано, – проговорил Григорий Ефимович и обернулся.

Пиджак незнакомца был расстегнут, а в правой руке он держал револьвер.

– Не сотвори себе кумира – сказано, – дульный срез уперся в лоб Распутина, – amen.

И нажал на спусковой крючок.

Дверь черного хода во внутренний двор дворца Юсуповых.

Фотография Максима Гуреева. 2023

Затем открыл дверь, вытолкнул труп на улицу, на ступеньки крыльца, закрыл дверь и продолжил восхождение вверх по винтовой лестнице.

* * *

Степан Федосеевич замерз на промозглом ветру окончательно. Почти доходил до пересечения Максимилиановского переулка с Фонарным, наведывался в прилегающие дворы, возвращался обратно. Долго не решался заглянуть в караульную будку, а когда наконец сделал это, то с удивлением обнаружил, что она пуста. Вот ведь как, даже не заметил, когда собака убежала!

Тогда сам забрался внутрь, прислонился к деревянной, выкрашенной белой краской стене, перевел дыхание, почувствовал, что шинель, словно вставшая колом, вся вымерзла снаружи, а изнутри была как его нетопленная сиротская комната в бараке, в котором он жил недалеко от Сенной площади.

Не любил Степан Федосеевич Петроград.