Григорий Распутин. Могилы моей не ищите

Стало быть, прав оказался Григорий Ефимович, явившийся во сне Катерине Ивановне, когда просил ее спасти его шубейку, вытащить из воды и просушить на печи, потому как но́ская она, да и жалко дорогую вещь просто так выкидывать.

Сергей Михайлович Сухотин

Итак, вывернул наизнанку шубу Сергей Михайлович Сухотин и не иначе как шутки ради напялил ее на себя, благо что с ее хозяином был он одной комплекции. А вывернул для того, чтобы обмануть духа Распутина, который в той шубе обитал, вне всякого сомнения, прятался в рукавах, хоронился в карманах, таился в бобровом воротнике. Впрочем, этот обман поручика длился недолго, до первых приступов сильнейшей мигрени, которой он страдал после контузии и от которой спасал только морфий.

Еще в лазарете на Литейном, где он провел месяц после возвращения с фронта, Сергея Михайловича стали преследовать частые и мучительные галлюцинации. Ему мерещились то погибшие под огнем неприятеля однополчане, то мать Мария Михайловна, которой уже давно не было в живых, то, наконец, ему виделись ожившие предметы: кровати, шкафы, посуда, одежда, которые разговаривали с ним. И поручик слышал их голоса.

– Прошу вас, любезнейший, не слушайте никого! Я вам иду чрезвычайно! Во мне вы похожи на Руаля Амундсена! – словно наяву, настойчиво и повелительно вещает вывернутая наизнанку шуба Григория Ефимовича, чьи безразмерные рукава сжимают Сухотина в своих цепких объятиях.

– Отступись, демон, многих обольстивший и соблазнивший, многих погубивший и истину поправший! – тут же перебивает ее дух Распутина. – Знай, что если алчешь чужого, то потеряешь свое!

Голоса крепнут, перебивают друг друга, а видения и образы становятся густыми, непроходимыми, отчего Сергей Михайлович начинает задыхаться в их толще.

Он чувствует, что сходит с ума.

Он пытается снять с себя злосчастную шубу, не имея больше сил слышать этот спор, происходящий внутри своей головы, от которого она раскалывается и нестерпимо болит. Но все его усилия тщетны, потому что теперь это она – шуба от Мертенса – выворачивает наизнанку его самого. Сергей Михайлович слабеет от этого противостояния, понимает, что он абсолютно беспомощен, сознание его плывет.

А это, скорее всего, начинается действие морфия, и поручик видит себя 12-летним мальчиком, который с отцом и мачехой присутствует на похоронах графа Льва Толстого в Ясной Поляне.

Все происходит буквально так: пасмурная промозглая погода, идет мелкий ноябрьский снег.

Сережа крепко держит отца за руку, потому что боится потеряться в огромной черной толпе, которая скорбно гомонит и без остатка заполняет овраг и прилегающий к нему перелесок, куда вскоре должны принести гроб с покойником.

После долгих блужданий среди незнакомых людей Сережа с отцом и мачехой наконец оказываются у самой могилы, в которую некоторые из собравшихся заглядывают со знанием дела, кивают головами, мол, «изрядно-изрядно выкопали».

Сережа поднимает глаза вверх и видит, что на деревьях, обступивших место будущего упокоения графа, сидят люди.

Мальчику становится страшно, а вдруг они упадут и убьются насмерть. Что будет тогда? Любопытство разбирает его.

Деревья раскачиваются, и люди, сидящие на них, раскачиваются вместе с ними.

«Поберегись!» – доносится окрик. Толпа расступается, и вносят желтый дубовый гроб, в котором лежит совершенно лысый старик. Кажется, что он спит, укрывшись собственной бородой, и потому гроб стараются сильно не трясти, чтобы его не разбудить.

Сережа думает, что ему совсем не страшно смотреть на Льва Николаевича, ведь лицо его кажется таким тихим и блаженным, таким умиротворенным и сказочным.

Далее следует печальный кортеж с венками, лентами и цветами.

Когда гроб закрывают крышкой и начинают опускать в могилу, над перелеском разносятся истерические женские вопли.

Видимо, кому-то стало дурно.

Толпа сочувственно вздыхает.

Сережа наблюдает за тем, как крестьяне с лопатами – худые, чумазые, угрюмые – суетливо принимаются за работу.

Они забрасывают гроб землей.

Они стараются не смотреть друг на друга.

Только перешептываются, отводя глаза.

Они поплевывают на ладони по-хозяйски.

А потом звучит команда: «На колени!»

И все опускаются на колени, затягивая «Вечную память».

Мальчик тоже падает на колени и подхватывает молитву.

Чувствует, как у него мгновенно промокли ноги, но он продолжает петь: «Помяни, Господи, во Царствии Твоем усопшаго раба Твоего Льва и сотвори ему вечную память».

Рядом на коленях стоит его мачеха, Татьяна Львовна, дочь Льва Николаевича Толстого.

Сквозь неровное, более напоминающее завывание, пение Сережа слышит, как она плачет, и ему становится жалко Татьяну Львовну.

Он прикасается к рукаву ее шубы и гладит его…

…нарядиться поручику Сухотину в шубу Распутина Феликс предложил неслучайно. Сделано это было для того, чтобы прислуга во дворце и дворники на улице подумали, что Григорий Ефимович собрался уезжать.

Сергей Михайлович облачился в шубу, поднял воротник, нахлобучил на глаза мерлушковый пирожок и проследовал в гараж, где его уже ждал автомобиль «под парами».