Григорий Шелихов

место, к обрыву над Ангарой. Разложив на дощатом столе под кедрами

принесенные с собой карты азиатских и американских берегов Восточного

океана, Григорий Иванович углубился в их рассмотрение. На картах было

множество подлинных и скопированных маршрутов русских и иных наций

открывателей.

Особое внимание морехода привлекли лоции знаменитого французского

мореплавателя Жана Лаперуза. Копии их он получил в обмен на свои карты

от де Лессепса, посланного Лаперузом из Петропавловска-на-Камчатке

через Сибирь в Париж с отчетом о путешествии французов, когда и

Шелихов только что вернулся из своего первого плавания на Алеутские

острова.

В лоциях Лаперуза, - а он пробирался вдоль азиатского берега

Японского моря, - Шелихов тщетно искал подтверждения китайских

сведений об островном положении Сахалина. В существовавшем, по

сбивчивым китайским рассказам, Татарском проливе и южнее его, до

самого Квантуна, Шелихов надеялся найти место для русского порта,

который бы владел Восточным океаном. Но лоции и скупые пояснения к ним

не давали ответа.

- Эк француз недогадлив был! Калитку в океан меж Черным островом*

и Японским Мацмаем** нашел и на ней имя свое выставил, а где дому

быть, места не показал, - досадовал мореход, не находя в Лаперузовых

лоциях ответа на свои мысли. (* Так русские в то время называли

Сахалин. ** Остров Хоккайдо и Лаперузов пролив.)

Шелихов ясно понимал, что первым условием прочного закрепления

американских владений за Россией и выхода ее на просторы Тихого океана

должно быть обладание незамерзающими гаванями на азиатском берегу. В

поисках решения этой задачи мореход задумал план отчаянный в условиях

того времени экспедиции на собственные средства.

- Хочу пройти по гриве прерывающегося хребта от Байкала до берега

того моря, куда впадает знаменитая река Черная, называемая по-татарски

Урум, а по-нашему Амур-батюшка, и другая - Удь, - говорил Шелихов,

показывая Резанову на собственноручно вычерченной карте варианты

маршрутов экспедиции. - А надобно будет, и дальше, на реку Шунгури,*

следовать той дорогой, по которой манджуры двести лет назад китайским

государством овладели... Или еще проще - в устье Уди против Шантарских

островов, давно русскими разведанных, шняк выстроив, на нем к югу

плыть, пока не встречу места для гавани... (* Сунгари.)

- Не пройдете, Григорий Иванович, - помолчав, раздумчиво отвечал

Резанов.

- А кто меня остановит?

- Петербург! Зубовым Париж нужен, а не Тихий океан... - Мореход в

душе не мог не согласиться с мнением зятя и, свернув карту, больше к

разговору не возвращался. Но отказаться от мысли быть первым в

удовлетворении первейшей и неотложной потребности родины не хотел,

днями просиживал над картой, обдумывал тысячи способов заставить

Петербург поддержать его затею и поднять русский флаг над той

незамерзающей гаванью, - он не сомневался, что найдет такую, которой

суждено владеть Востоком...

- Батюшка! - и на этот раз вывела отца из глубокой задумчивости

посланница Натальи Алексеевны - старшая дочь Аннушка, пленившая в свои

восемнадцать лет такого избалованного победами над женскими сердцами

кавалера, как Николай Петрович Резанов. - Гости съезжаются, а вы все

над картами сидите, в будущее плаваете... Маменька обижена вашим

неглиже! Извольте идти одеваться и гостей встречать.

3

Мореход не искал и не добивался разрыва со стариной и обычаем в

домашнем быту. Дома и по торговым делам ходил в долгополом

кафтане-однорядке особого купеческого покроя - своеобразном сюртуке

российских негоциантов, поддевку носил как верхнее платье. Было удобно

и привычно. Вместе с тем в торжественных случаях, в сношениях с людьми

знатными и чиновными, при встречах с иностранцами, Шелихов поставил за

правило появляться в "дворянском" платье, выбирал его со вкусом и

носил с достоинством. Одевая дочерей по светской моде, сама Наталья

Алексеевна неизменно придерживалась в одежде старины, а Григорий

Иванович полностью разделял ее вкус и не мог представить себе свою

жену в пышном платье с кринолином и низко вырезанным корсажем

столичных модниц.

- Ахти! - с комическим испугом обнял дочку мореход. - А я под

Шантарами плаваю... Ну, идем, идем!

Часа через два после молебна с многолетием, отслуженного

иркутским архиереем Михаилом, с соборным притчом и певчими, в

торжественно убранной зале, гости по приглашению хозяина и хозяйки тут

же стали усаживаться за столы, расставленные вдоль стен просторной

комнаты.

По сторонам залы, в двух комнатах поменьше, были накрыты столы

для приказчиков и работных людей шелиховского дома.

Фигура и повадка морехода в пышном камзольном костюме белого

атласа, в котором он представлялся Зубову, резко выделялась на фоне

купеческих поддевок и темно-зеленых чиновничьих мундиров. Наталья

Алексеевна в этот раз вышла к гостям в платье необычного среди

купеческих жен фасона. Поверх глухого сарафана из дорогой китайской