Григорий Шелихов

засадят. Собак ездовых, колымских, получат, подкормят на летней рыбе и

будущей зимой, закончив промысел бобров, в глубь страны на обыск

двинутся - давно пора, за десять лет от берега оторваться не можем..."

Тяжело одному за все и всех в ответе быть, но... отправить корабль в

Америку надо было неотложно!

Отдавшись течению своих мыслей, Шелихов тут же за столом, уронив

голову на руки, незаметно уснул.

Так, распростертого над картами в чаду догоревшей в фонаре свечи,

и застала Григория Ивановича Наталья Алексеевна, когда, проснувшись

под утро и не найдя около себя мужа, встревоженная, кинулась искать

его в пустых и темных комнатах спящего дома.

Во сне Григорий Шелихов выкрикивал слова команды, плавая на

каком-то утлом суденышке вместе с Барановым в яростных брызгах сулоя,

который все размывал и размывал сползающие в океан вечные ледники

Агассицу...

* ЧАСТЬ 3 *

Глава первая

1

С незапамятных времен, измеряемых жизнью сотен и сотен людских

поколений, ледовая река Тауанса в невидимом человеческому глазу

движении сползала с укрытых туманом гор в воды океана. Горы вздымались

над диким, пустынным берегом залива Нучек и ревниво скрывали тайну ее

рождения там, вверху, где высился под дымчатой шапкой вулкан Агассицу,

или, как называли его, посетив первыми эти места, русские, гора

святого Илии.

- Ой, и тепла шапка у преподобной горы: накроет - не вырвешься! -

рассказывали на Кадьяке старовояжные, побывавшие здесь еще лет восемь

назад с самим Григорием Ивановичем Шелиховым. - У нас на что смел был

хозяин, а и он нучекских сулоев забоялся...

Поверхность ледника была укрыта пухлой подушкой почвенных наносов

и обросла, как иглистой шерстью, высокоствольными деревьями, и только

далеко в заливе обнажалась хребтина ледяного потока, - падая, поток

как бы врезался в воды океана прозрачными белыми отвесами в сорок -

пятьдесят саженей высоты. Изо дня в день, в часы прилива, около них

вскипал неистовый сулой - хаос встречных, сшибавшихся между собой в

дикой ярости течений. Время от времени, в какие-то мгновения вечной

жизни природы, подточенные морской соленой водой, размягченные солнцем

и ветрами чудовищные глыбы застывшей реки внезапно рушились и исчезали

в глубинах залива со всем, что было на их поверхности, чтобы дать

место новым, безостановочно сползавшим в океан заледенелым волнам

Тауансы.

В этом первобытном земном уголке человеку явно не было места. И

все же он пришел сюда, подвигаемый неутомимой, все подчиняющей силой

искания, творчества и труда. Пришел и без смущения расположился среди

величавого безлюдья со своим лоскутным хозяйством.

На краю ледяного мыса, в куче угрюмых серых валунов, вынесенных

ледником, маячила одинокая человеческая фигура.

Приземистый человек, в черном сюртуке и наброшенном поверх

индейском шерстяном плаще в цветных узорах, напряженно шарил подзорной

трубой в опаловой дали океана. Далеко внизу, в глубоком овале отлогого

берега, дымили костры и копошились люди среди островерхих шалашей,

связанных из мелкого кругляка и обтянутых парусиной и кожей. Вытянутые

на берег выше пенистой кромки прибоя черные байдары, обшитые сивучьей

кожей, и сами походили на стадо сивучей, доверчиво выплывших к людским

кострам.

- Пуртов и ты, Демид, поглядите, однако, в дальнозрительную

трубу! - начальнически обернулся человек в плаще к валунам. На голос

его как из-под земли выросло двое людей в кухлянках.* Они укрывались

за валунами от свежего ветра с океана, которого как будто не замечал

человек в плаще. - Ветер глаза слезит, а мне все будто судно

мерещится, - пояснил он, передавая им трубу. - Да не оба сразу! -

улыбнулся начальник, заметив, что бородачи, наступая друг другу на

ноги, стараются одновременно заглянуть в трубу. (* Меховые

полукафтанья.)

- Мне стеклы не надобны, Александр Андреевич, глазом вижу

корабль, - отказался от трубы чернобородый великан. Его звали Демидом.

- Трехмачтовый! На губу идет, только... не наш корабль, не "Симеон"

это...

- Демид правильно говорит, Александр Андреевич. Ох, и гляделки!

Орлиные очи! Уступи, Демид, твои гляделки! - восхищенно заметил

коренастый русобородый Пуртов, смотря в подзорную трубу. - На всех

парусах летит к Нучеку, и не иначе - аглицкий корабель...

- Не наш, говоришь? Та-ак... Айда-те, ребята, к партии, встречать

будем... - неопределенно отозвался на слова спутников начальник и

молча двинулся по крутым облесненным спадам ледовой реки в сторону

далекого табора на берегу залива.

Демид Куликалов шел впереди, уверенно лавируя между

двухобхватными серебристыми стволами цуги - драгоценной для

кораблестроителей американской красной сосны. Сейчас цуга заслоняла

небо и все ориентиры берега и гор. В сумрачном безмолвии лесной чащобы

одни только белки-летяги подавали признаки жизни, роняя на

пробиравшихся гуськом людей полновесные шишки.

Человек в индейском плаще, прикрывавшем столь неожиданно-странный