Григорий Шелихов

- До табора час ходьбы, передохнем немного, и насчет корабля, что к

нам идет, хочу вас, други мои, попередить, поелику вы оба не только

мои помощники, но и самостоятельные начальники над людьми, вам от

компании доверенными. Придется встречать гостя, и кто знает, кому

после встречи жить останется...

Баранов умолк и вперился через подзорную трубу в предвечернюю

дымку над океаном, уже укрывшую чужой и враждебный флаг.

Ничего там не обнаружив, правитель все же принял решение не

отступать перед вражеской силой.

- Доберемся до табора, - выдержав внушительную паузу, сказал

Баранов, - вы оба, каждый по своим концам, прикажете разбросать костры

и перенести шалаши в лес. Байдары туда же с берега уберете. Избы, что

на месте крепости срублены, палисад и рогатки схороните деревами и

ветками. Текомбаеву и Кашеварову с подручными пушкарями неотлучно быть

при единорогах и фальконетах. Огней не зажигать. Всех людей к бою

изготовить, но не говорить, кого ждем, а вам скажу...

Баранов вытащил из кармана сюртука толстую пачку бумаг, развернул

нужный лист и многозначительно произнес:

- "Секретнейшее"! - правитель поднял палец, подчеркивая

серьезность момента. - "Шведский король умыслил..." А это значит, что

мы снова воюем со шведами! - пояснил Баранов, как природный онежанин

резко напирая на "о". - "...умыслил разорить российские владения в

Америке. На сие дело подговорено под флагом арматора английского Кокса

судно "Меркурий" с четырнадцатью пушками, обшитое медью. Опознать

можно через изображение Меркурия на корме. В команде Коксовой тридцать

отборных английских головорезов и с ними дикие канаки с Сандвичевых

островов, сколько набрать смог... Канаки те приобычены питаться

человечиной, а оный Кокс и сам привычен, как пересказывают кантонские

китайцы, кровь людскую, как воду, лить. Честь и достоинство державы

российской возлагают на вас встретить достойным отпором наглого..."

Встретим?! - уверенно спросил Баранов Пуртова и Демида, прерывая

чтение доставленного Кусковым письма Шелихова.

Письмо перед выходом партий на промыслы Баранов получил на

Кадьяке с прибывшим из Охотска судном "Три святителя". Не обнаруживая

тогда перед людьми и признака тревоги, правитель неожиданно для всех

переменил решение и соединил направлявшиеся в разные стороны партии

Пуртова и Куликалова в одну огромную флотилию из трехсот байдар, с

пятьюстами промышленных, объявив, что и он поплывет с ними, так как

ему нужно лично ознакомиться с местами промысла в Чугацком заливе и

далее к Якутату. По его соображениям, Кокс должен был появиться с юга,

чтобы попытаться уничтожить партии, находящиеся на летних промыслах

вдали от Кадьяка. В его расчеты, видимо, входило и уничтожение

крепости Воскресенской, где строятся первые корабли

российско-американского приватного флота.

Перед отплытием Баранов пригласил к себе прапорщика Чертовицына,

поседевшего на службе старого сибирского солдата. Поставил храброго

служаку, бравшего в 1767 году под командой Суворова Берлин, перед

образами и взял с него клятву не допустить высадки Кокса на Кадьяке.

Баранов и сам был уверен, что крепости Павловской, куда он в прошлом

году перенес центр российских колоний в Америке из размытой и

затопляемой приливами Трехсвятительской гавани, Коксу никак не

одолеть. Высокое положение над морем на гранитных утесах и двадцать

фальконетов и единорогов, оставленных еще Шелиховым, придутся не по

зубам английскому пирату и его людоедам.

- Господин прапорщик, - торжественно заключил правитель свою

беседу с начальником Кадьякского гарнизона, - не я, - что я в деле сем

значу! - Россия защиты от вас требует... Да не посрамимся!

- Не сумлевайтесь, Александр Андреевич, костьми ляжем, а на берег

англицев не пустим! Вот ежели в море... Только что же он в море нам

сделает? Постоит, прохарчится и уйдет... Благодарим на доверии! -

церемонно раскланялся прапорщик Чертовицын, принимая из рук правителя

поднесенную на прощание кружку неразведенного спирта.

Думая о завтрашней встрече и неизбежном бое с шведским капером,

правитель вспоминал старика Чертовицына и самое важное - центр русской

Америки, селение Павловское, в северо-восточном углу Кадьяка,

оставленное на Чертовицына под защитой старых, плохоньких пушчонок.

Вспоминал свой ладный и внушительный - с моря прямо в глаза кидается -

дом правителя, в который всего год как перебрался после двух лет жизни

в палатках и под открытым небом. В доме хранились все дела и документы

компании, счета и денежный сундук... "На берег Чертовицын Кокса не

допустит, а сжечь дом и все селение чем воспрепятствует? Пушки

Коксовы, наверно, втрое дальше наших бьют... Мне бы Кокса на Кадьяке

ждать! А теперь... теперь здесь надо Кокса кончать", - думал Баранов,

ничем не выдавая охватившей его тревоги. Он искал выхода и спасения от

представившейся ему опасности.

Отступления перед трудностями и опасностью Баранов не допускал.