Григорий Шелихов

против себя в кресло Григорий Иванович. - А как в ней люди живут, ты

только прислухайся!..

В ящике книг, присланных зятем с пороховым обозом, оказалась

любопытная переводная книжица неведомого автора, отпечатанная в

Петербурге в 1765 году, с заманчивым титульным листом - "Описание

натуральное земель Северной Америки и тамошних природных жителей".

В книжке этой, наряду с чинной и размеренной жизнью стяжательных

и деятельных бостонцев, копировавших тугомочных купцов и владетельных

особ своей метрополии - Англии, были даны широкие картины быта и

нравов вольных лесных жителей и охотников Канады. "А все же скверно

квакают бостонцы!" - решил Григорий Иванович, читая о засилии в жизни

тогдашней американской столицы квакерских сект.

Явное предпочтение он оказывал описаниям суровой, но не

отягощенной предрассудками общественного лицемерия жизни потомков

французских гугенотов, искавших на вольных землях северо-восточной

Америки спасения от раздиравших Францию во времена Валуа религиозных

войн и дворянских междоусобиц.

- Гляди, как не обидно живут люди, Наташенька, - вычитывал он

что-либо поражавшее его и радовался за людей, как за своих: "В сей

земле каждый работает, дабы чем жить, и люди бывают при том весьма

довольны. Каждый живет в своей хижине спокойно и ест также, что

припас, и греется, ежели студено..."

- "Нигде, - читал он жене вслух, - не сочетаются браком столь

легко, как здесь, невзирая на чин свой и состояние. Дворянин берет за

себя крестьянку, девица шляхетная, не хотя быть монахиней, оставя

шляхетство свое, выходит замуж за простого детину..."* (* "Описание

земель Северной Америки и тамошних природных жителей". Перев. с нем.

на российский язык А. Р. Печатана в СПБ 1765 г.)

- Кто-то пишет и врет, а ты веришь. Я никогда не поверю, чтобы

этакое было! - недоверчиво качала головой Наталья Алексеевна.

- Зачем же вру, доподлинная правда! - оправдывался он, как будто

сам все это и писал. - В российской Америке мы получше канадских

порядки учредим. Там... э-э... - Григорий Иванович запнулся и все же

не удержался: - Дай срок - переберемся, я там и Катерину за... замуж

Ираклию отдам!

Наталья Алексеевна воззрилась на мужа - нет, слова эти брошены не

на ветер! - и слезы радости сверкнули в ее глазах, в неудержимом

порыве она кинулась к нему на грудь и, отпрянув на шаг, склонилась в

земном поклоне.

- Исполать тебе, Григорий Иваныч, не обманулась в тебе моя душа!

А уже сколь боялась я, что почет и богачество, как на всех людей, и на

тебя навели порчу...

Верховенство в семейных делах, давно и без борьбы предоставленное

ей мужем, в последнее время тяготило Наталью Алексеевну. Она мучилась

и не знала, на что решиться, когда ей открылась взаимная любовь

Катеньки и подобранного мужем с каторги архитектора-грузина, на

котором тяготело страшное обвинение в оскорблении величества.

Сравнивая возможных претендентов на руку и сердце дочери, Ираклию она

отдавала решительное предпочтение, но... сколько бесчисленных "но"

было против их любви!

- Где видано, чтобы дочку за поносителя царского имени выдавали?!

Гришата, думаю, за доброту к такому не поплатился бы, - склонившись на

грудь мужа, каялась гордая женщина в материнской и женской слабости к

изведанному в свое время самою и столь понятному ей великому счастью

жизни - молодой любви. - С тобой посоветоваться? Заделья* не найду!

Катерине ослабу дала, а сама в страхе живу: вдруг ты сам догадаешься,

загремишь, ударишься, хоть это и не схоже с тобою, в спесь

купеческую... С тобой бывало этакое... Вот, думаю, Катюшку, чтоб

порухи чести не нажить, по своему выбору, за кого ни попало и выдаст,

тогда Ираклия из дому выгонит, обидит насмерть человека, бессчастного

и безродного... Сохрани нас от такого зла, матерь божия! (* Предлога

(сибирск. диалект.).)

- А ты думаешь, я не углядел, не доведался, чем Ираклий с

Катериной дышат? И какой Ираклий человек есть - весьма понимаю и о

судьбе его забочусь не женским разумом... Ты не кручинься, как-нибудь

обойдется, - отвечал Григорий Иванович, понимая, что свадьбой в

далекой и чуждой Америке он не успокаивает тревогу своей подруги. - Я,

тебе ли не знать, камни и мели подводные за сто верст носом чую,

глазами вижу... Катьша и Ираклий давно у меня на ладони, и оказия эта

для нас особливо опасна. Враги мои, и здесь и в Петербурге, ничего не

пожалеют, чтобы Ираклия наново на Гижигу угнать, Катюшку в монастырь

запереть, замотать нас... Так и скажи обоим - ты им лучше меня

растолкуешь, и чтоб до свадьбы и думать не смели... и виду не

показывали, а на свадьбе... в Славороссии из пушек палить будем!

Благополучное, казалось бы, окончание щекотливого разговора

оставило Наталью Алексеевну не удовлетворенной, настолько они оба

по-разному искали и находили выход из великого затруднения.

Пушки, гремящие на свадьбе пичужки Катеньки в американской земле,