Григорий Шелихов

- А вы помаленьку, не торопясь отодвигайтесь, а там, бог

милостив, и начальство смилостивится, видя ваше послушание, -

уклончиво советовал им блюститель градоустройства.

Злосчастные пристройки после всевозможных проволочек, связанных и

со штрафами и со взятками, постепенно отодвигались с уличной линии. В

посадах Иркутска, с бедными насельщиками, дело подвигалось успешнее -

воля начальства здесь осуществлялась более решительными мерами:

штрафов тут с медлительных владельцев не брали, а прямо тащили в

холодную на высидку. Зато в центре города потеки разной дряни по

канавкам, проложенным дворниками, продолжали нарушать благоустройство

иркутских улиц.

Начало этой нелепой "нужной", как окрестили ее иркутяне, войне

положил долетевший до генерал-губернатора из Петербурга слух о

предстоящем путешествии наследника-цесаревича или даже самой

государыни-матушки на восток для ознакомления на месте с интересами

необъятной империи. Не делай Якобий из этого государственного секрета

и объяви об ожидающей Иркутск высокой чести, жители на месте "нужных"

строений возвели бы по фасаду своих усадеб греческие портики и

китайские беседки - такие же, какими были украшены берега Днепра

Потемкиным во время путешествия Екатерины Алексеевны по Украине.

Якобия в Иркутске не любили еще и за то, что он, высказывая свои

воинственные замыслы против Китая, противодействовал возобновлению в

Кяхте русско-китайской торговли, к которой население Иркутска, от

больших до малых людей, давно уже приспособилось всем своим

экономическим укладом.

Начальник прикрывающей Кяхту Троицкосавской крепостцы и

блюститель кяхтинского торга с русской стороны майор Перфентьев,

старый служака из сибирских солдат, набрался смелости оспаривать

потребованную Якобием огромную сумму "интереса" в торговле России с

Китаем. Поддержанные Перфентьевым, русские купцы осмелели и сказали:

"Таких денег нам не поднять". Тогда Якобий, сочтя вопросы своего

личного благосостояния делом все же "не казенным", настаивать на

взятке не стал, а принялся бомбардировать Петербург своими донесениями

о подготовке Китая к войне с Россией: "Из Индии уже и слоны приведены

и под Кяхтой спрятаны".

Внимание царицы было поглощено Ближним Востоком и Польшей, -

здесь пролегала кратчайшая и легкая дорога к обмену хлеба на новинки и

моды культурных народов Запада.

- Какая там война с Китаем!.. Дуроломит Якобий! - отмахнулись в

Петербурге, но на всякий случай послали инструкцию: усилить гарнизон

Троицкосавской крепостцы батальоном солдат и двумя сотнями из

уральских - после Пугачева - ссыльных казаков.

Получив это неожиданное распоряжение, правитель канцелярии

Селиванов удивился - "с чего бы сыр-бор загорелся?" Но вскоре разведал

дело, съездил под каким-то предлогом в Кяхту, убедил Перфентьева

написать в Петербург об истинной подоплеке донесений Якобия "о

готовящемся к войне Китае" и сам одновременно отправил письмо в Москву

семейству Соймоновых о "немецкой механике" своего патрона. Часы

пребывания Якобия у власти были сочтены...

- На наших даяниях немец не только живет, но и музыку содержит, и

нас же еще по миру пустить собирается, - возмущались иркутяне, ища

способов свалить чужеземца-сатрапа. - Музыку, твердит, люблю, а

музыкантов своих побираться посылает...

Генерал-поручик Якобий, немецкий ландскнехт, появился в России в

бироновские времена. Для поправки расстроенного состояния он на склоне

лет выхлопотал себе назначение в Иркутск. Привезенный губернатором

оркестр из сорока крепостных музыкантов стал для него воспоминанием о

бироновском раздолье, пользуясь которым он присваивал себе имущество

множества загнанных в Сибирь раскольников и людей более высокого

звания.

Якобиевские служители Эвтерпы* и впрямь бродили по Иркутску

голодные, в поношенных долгополых казакинах, с вышитой на груди

эмблемой многотрудного искусства - желтой флейтой. (* Одна из богинь

греческой мифологии, покровительница музыки и элегической поэзии;

атрибутом ее была флейта.)

- Исполняйте "Stabat mater"* великого Перголезе, и она вас всегда

накормит! - напутствовал своих выучеников якобиевский капельмейстер

синьор Реббиа, отпуская их тайком от хозяина "играть перед кем ни

придется". - А деньги потом пополам... (* "Страдание матери",

патетическая песня скорби.)

На кормление синьор Реббиа жаловаться не мог - как иностранец и

маэстро, он пользовался правом кушать на нижнем конце губернаторского

стола, но в деньгах всегда нуждался; генерал-поручик забывал платить

ему жалованье, так же как крепостным музыкантам выдавать месячину.

После нескольких крупных скандалов на почве увлечения купеческих

дочек генеральскими музыкантами, среди которых было немало молодых к

талантливых людей, пред якобиевскими скрипками и флейтами закрылись

двери богатых иркутских домов. В кабаках посадов и знаменитых