Григорий Шелихов

каком-то промышленнике, который в поисках морских животных наскочил на

неведомую землю и нахально назвал ее Америкой. А кому не известно, что

Америка триста лет назад открыта Колумбом. Уж не этот ли самый

враль...

- Ты чем торгуешь и как тебя звать-то? - спросил Якобий,

спохватившись, что он совершенно не представляет себе, какая птица

стоит перед ним.

- Чем придется, ваше превосходительство, а имя мне Григорий

Иванов, сын Шелихов...

- Что же тебя, Григорий Иванов, от лабазов оторвало и в море на

этакое открытие бросило?

- Вечно достойной памяти первого императора Петра Великого ковш с

гербами золочеными, жалованный деду моему Григорию Лукичу,

Белгородской засеки затинному стрельцу, за заслуги государственные.

Дед холсты домотканые лучшей доброты на окрыление Азовской флотилии

поставлял. Служба отечеству бесчиновных предков моих и меня возбудила

быть подражателем предкам своим, показать отечеству мое усердие...

В словах и голосе Шелихова ухо Якобия уловило предостережение

против пренебрежительного отношения к сделанным заявлениям. В старом

авантюристе, не раз в поисках счастья менявшем своих хозяев, иногда

просыпалось желание натянуть на себя лохмотья рыцарских чувств.

Якобий покусал губы, насупился.

- Похвально честью предков дорожить. Однако я устал с тобой

разговорившись, - прошамкал он, давая понять, что аудиенция кончилась.

- Ступай, милый человек. Завтра явись к правителю дел моих Селивонову,

расскажи ему про дела свои и про эту... эх, забыл! И в каких святцах

землице своей человек имя откопал? - уже недовольно бурчал Якобий,

возвращаясь к прерванной дремоте. - Селивон... доложит...

- Не дерзаю более трудить особу вашего высокопревосходительства!

- откланялся Шелихов, снова преувеличительно титулуя губернатора, и

сунул при выходе в руку Реббиа приличную по номиналу бледноро-зовую

ассигнацию. - С людьми полегче, господин Репья. Мне, право, совестно,

что я их коробочкой этой под розги подвел...

- Коробочка носит имя Амати! - развел руками Реббиа. - Не

извольте беспокоиться, господин Шелихов, посеку... милосердно, без

заноз встанут! - предупредительно распахнул маэстро дверь перед

мореходом.

Глава четвертая

1

Правитель дел иркутского и колыванского генерал-губернатора

Михаил Иванович Селивонов, фактический хозяин территории,

превосходившей по крайней мере вдвое любое из западноевропейских

государств, встретил купца-морехода приветливо и выжидательно.

- Шелихов, Григорий Иванов, рыльской купец и морских Восточного

океана вояжиров компанион, - отрекомендовался Шелихов. В официальных

встречах и документах он всегда держался этого сложного и пространного

звания. Оно не только указывало на происхождение купца, но и заключало

тайное намерение морехода поставить себя этим под покровительство

чудотворной иконы Рыльской божьей матери.

- Аа-а! Слыхивал о таком и давно ждал случая познакомиться, чтобы

от самого проведать о прохождении Восточного океана, яко Моисей по дну

Красного моря пешеходяща! Чем, ваше... - запнулся Селивонов, не желая

сказать обычное, купеческому званию приличествующее слово

"степенство", - чем, ваше здоровье, - улыбнулся он, - могу быть

полезен мореплавателю в канцелярии игемона?

Сказал это Селивонов добродушно, даже дружески, как бы приглашая

посетителя к откровенности и доверию.

Селивонов был известен как пламенный патриот родины и золотого,

по его выражению, дна этой родины - Сибири. По страстной привязанности

к своему неустроенному краю, столь нуждающемуся в любящих его людях,

Селивонов отказался покинуть Сибирь, когда его благодетель и учитель,

предшественник Якобия на посту иркутского губернатора, выдающийся

русский географ Федор Иванович Соймонов был вытребован Екатериной II в

столицу сенатором и советчиком по сибирским делам.

- Здесь, на месте, я буду полезнее вашему превосходительству.

Во-время донесу и справку без лицеприятия подам, - твердо отклонил

Селивонов настояния своего благодетеля, целуя руку девяностолетнего

старца, которого выехал провожать до перевала через Уральский хребет.

Селивонов дослужился до немаловажного в Сибири чина статского

советника. При Соймонове Селивонов, в интересах родного края, переехал

из Тобольска в Иркутск и продолжал здесь службу "под Якобием". Якобия

он считал самодуром и знал, что тот давно уже окостенел в

воспоминаниях о своей молодости при дворе Анны Ивановны. Блеску этого

двора Якобий способствовал как собственным "итальянским" оркестром из

русских крепостных, так и ревностным исполнением должности

церемониймейстера в тех грубых и немецки безвкусных празднествах и

развлечениях, которым предавались царица и ее фаворит Бирон. Якобий,

избавившись при Селивонове от непосильного для себя труда вникать в

беспокойные дела огромного края, так уверился в великом уме и

преданности своего правителя дел, что подписывал подаваемые

Селивоновым бумаги не читая. Капризничал редко и только в тех случаях,