Григорий Шелихов

американским поселениям, - а где их взять? Да и чем платить им будешь,

владетель новой земли, пустой шиш Григорий Иванович?! Выходит, прав

Селивонов: "Сколько шкур ни добывай, американские земли шкурами не

удержишь. Закрепить ее за Россией мочно токмо пахарем, землепашеством

да мастеровым человеком с рукомеслами". И эти слова правителя дел

канцелярии губернатора не выходили из памяти морехода. Ими Селивонов в

один голос с Натальей Алексеевной неизменно заканчивал продолжавшиеся

после первого знакомства встречи и разговоры. "Вольных сибирских

мужиков, чалдонов, в Америку не сманишь, - не раз говорил Селивонов, -

не захотят люди от добра добра искать. Ты "несчастненьких", тех, что

из кулька в рогожку переходят, подбирай, их тысячи по нашему краю

перекатываются. С умом да заботой на землю сажай, тогда лет за десять

Америку, глядишь, и освоишь".

"С умом и заботой - сказать легко, а как выполнить!" Ценой

великих усилий и жертв Григорий Шелихов, не смущаясь окриками и

недовольством своих алчных к наживе компанионов, только и мог

доставлять в Охотск пока один порох да пули, - Сибирь и сама-то едва

зачинала земледелие. И все же он из Сибири через тысячи верст океана

перебрасывал на Аляску семена невиданных на американском побережье

растений.

"...Остается мне сказать вам, - писал он на обороте реестра

каждой посылки, как бы незначительна она ни была, - что вы и без

назначения моего о времени посадки семян сами знаете по имеющимся уже

на Кадьяке опытам, когда, в какие месяцы положить начало сему

преполезнейшему делу. Господину Поломошному, вашему сотруднику, я

вручил здесь хлебных семян: ржи 59 п. 39 ф., овса 2 п. 4 ф., ячменю 7

п. 12 ф., семени конопляного 33 ф., гречихи 23 ф., пшеницы 10 п. 35

ф., а сверх того огородных всяких семян: редьки, репы, свеклы, капуст

разных и огурцов, луку, дынь, арбузов; да таковыми же в изобилии

снабжен отец архимандрит. Опытность ваша, как и святых отцов и

посланных хлебопашцев, научит вас поступать в сем важном деле со всею

осторожностью и по лутчей методе".

На доставку семян, перевозку их через океан в двойных рыбьих

пузырях, заботы у Шелихова хватило. Не хватило лишь заботы о людях, о

пахарях, сеятелях, руки которых только и могли обсеять русскими

семенами новооткрытую землю.

Золото не ржавеет, но человека ржавит. Случайное богатство и

огромное выросшее на нем дело постепенно погасили в душе именитого

гражданина Григория Ивановича Шелихова воспоминания о той голодной,

бродяжнической жизни, которую он сам испытал в юности. Кусок хлеба из

сумы калик-перехожих когда-то ведь поднимал на ноги ослабевшего в

дороге от голода мальца Гришку, а черная изба пахаря укрывала до

выздоровления пригожего парня Григория от захваченной в скитаниях

огневицы.

Посылая драгоценные семена на Аляску и давая наставление сеять

"по лутчей методе" для обеспечения больших прибылей от хозяйства,

Шелихов, этот "вот-вот миллионщик", с большой беззаботностью к жизни

человека указывал:

"Что же принадлежит до способа, кем орать новую землю, ежели

недостаточно будет кадьяцких взрослых быков, то рассуждаю я в сем

случае употребить на первый раз и людей, в сем необходимом деле можно

и не пожалеть излишних человеческих трудов... Что принадлежит до

бережливости хлеба и скота и протчего экономического устройства... во

всем на вас полагаюсь".

На охотском досуге Шелихов в ожидании каравана Деларова проведал

настроения тех самых "несчастненьких", которых Селивонов советовал

обратить на заселение Америки. Не расспрашивая в разговорах с храпами,

за что тот или другой лишился ушей или носа, мореход успел выведать

подноготную жизни каждого и убедился, что артель по первому зову

готова сняться в Америку. Добрая половина людей, оказывается, полна

одной думой - найти в новой стране семейный очаг и спокойный труд над

мирной пашней. Выход, казалось, был найден.

"Мужицкое нутро цело. Любови к земле и каты не вырвали. Годятся!

- подумал Шелихов. - А фортуна? Не мужицкое дело фортуна, что им

фортуна! Их судьба - землю пахать... Попади я в их шкуру, не выдержал

бы, в душегубы ушел бы и душегубом до конца живота ходил бы".

Душегубом Григорий Шелихов не был и навряд ли мог превратиться в

душегуба, слишком жизнелюбив был сам и любил жизнь вокруг себя, но

купеческие вороватые повадки, неотделимые, как говорил Хватайка, от

природы купца, предпринимателя и всякого человека, стремящегося к

богатству, проявлялись в нем легко и бездумно. Эта легкость и

бездумность были даже непонятны в Шелихове, человеке большого размаха

и добытчицкого пренебрежения к тем же деньгам.

"Вот напасть, люди есть - денег нет; нос вытащил - хвост увяз, -

растерянно ухмылялся собственным противоречивым размышлениям мореход.

- Деньги горы взрывают, безденежье же дела, куда большие, чем гора, в

пыль превращает. Ну, ничего, как-нибудь выкручусь, не допущу себя до