Григорий Шелихов

"подлого звания", порождал скептическое отношение и заградительные

рогатки сверху. Почин малых людей мог рассчитывать на одобрение только

в таких делах, как введение новых фигур полонеза или новой комбинации

шитья золотом и драгоценными камнями парадных камзолов и роб,

одобрялись все пышные растраты средств, создававшихся закрепощенным

трудом.

В вековой борьбе с врагами русский народ воспитал в себе

самоотверженное чувство подчинения своих дел и начинаний

государственному началу. Это государственное начало, как казалось

людям, олицетворялось государем, а дедовские рассказы о петровских

временах подкрепляли представления о том, что народное благо

действительно является единственной целью дел и мыслей государей. Так

понимал назначение царствующих особ и Григорий Шелихов, человек

крупного масштаба и живого ума.

Увлеченный своими широкими планами, он, самообольщаясь надеждами

на внимание короны, упорно искал государственной связи собственных и

народных интересов в вершине государства - во дворце, не замечая, что

дворец этот отгородился и от народа и от его выдающихся людей

неприступной стеной царедворческого этикета. Шелихов не понимал да и

не видел непроницаемого царского окружения - людей случайных,

равнодушных и даже враждебных его целям.

2

Осенью 1787 года Турция, подстрекаемая Англией, Швецией и

запутавшимся в собственных делах французским королем Людовиком XVI,

объявила войну России. В Иркутске поначалу об этом прошел только

какой-то смутный слух. Вести о войне были столь глухи, что, приехав в

Петербург, Шелихов растерялся: он даже и не подозревал всего

коловорота уже развернувшихся событий. Он и представить себе не мог, с

какими непреодолимыми преградами столкнется в столице при попытке

получить аудиенцию у царицы: как-никак он клал к ее ногам огромную,

открытую им часть Нового Света!

Понадобились две недели пребывания морехода в столице, чтобы он

наконец кое-что уразумел. В присутственных местах и передних высоких

вельмож Шелихов тратил часы и дни на бесплодные усилия вызвать

внимание начальства к тому кладу, который он привез в столицу. Он

искал покровителей и их поддержки, чтобы предстать перед самодержицей,

а его выслушивали с улыбкой или просто с обидным хохотком: забавно,

мол, врешь - и, едва кивнув головой, выпроваживали.

Шелихов мало-помалу стал проникать в нравы чиновных людей. Без

случая, понял он, ходу не найдешь - и прекратил выжидательное сидение

в приемных. Все надежды мореход возложил теперь на возвращение с

олонецких заводов председателя берг-коллегии генерал-майора Михаила

Федоровича Соймонова, сына покойного основателя штурманского училища в

Охотске. Соймонов, по словам Селивонова, единственный в Петербурге

человек, способный оценить сделанные Шелиховым для России

приобретения, к тому же он известен государыне и дружен с

председателем комиссии по делам коммерции графом Александром

Романовичем Воронцовым.

Попасть же к государыне-матушке и впрямь было трудно не только

какому-то сибирскому купцу-мореходу, а и гораздо более важным особам.

Воинственное настроение и военные дела, как и неотложные

литературные занятия, поглощали дни и недели государыни императрицы

так, что для приема частных лиц времени у нее не оставалось. Об этом

неопровержимо свидетельствовали и записи в "Дневнике" ее секретаря

Александра Васильевича Храповицкого. Прирожденный царедворец,

Храповицкий был приближен царицей к престолу нарочито для истории.

Тонко понимая возложенную на него задачу, Храповицкий находил случаи

забывать свой дневник на секретарском столе, и царица, читая его,

могла проверять, сколь беспристрастно отражает ее современник в

зеркале истории.

"...Пойти с добрым ветром и сильными пушечными выстрелами, -

будто записал Храповицкий напутствие царицы адмиралу Ушакову на

объявленную Турцией войну, - приветствовать великого султана и его

недостойных советников с добрым утром".

И далее запись о выраженном царицей удовольствии по поводу

придворного праздника, данного после того, как Суворов сбросил под

Кинбурном турецкий десант в море:

"...Говорено с чувствительной признательностью о народе, что в 25

лет приобрела доверенность. Никто теперь при начатии войны не унывает,

все военные охотно идут в сражение".

В феврале Соймонов вернулся в Петербург, и Шелихов в тот же день

отправился к нему. Морехода принял суровый, плечистый генерал, истый

сибиряк, закаленный сибирскими морозами. Прочитав письмо Селивонова,

поданное мореходом, генерал отодвинул, не рассматривая, выложенные

Шелиховым бумаги и карты в сторону, и пробурчал дружелюбно:

- Садись, голубчик, и обскажи попросту, своими словами, что

испытал, видел и сделал купно с товарищами по плаванию... Кстати,

много ли у тебя из первооткрывателей людей в живых осталось?

Последним вопросом Соймонов дал тон беседе, и Шелихов понял это.