Илимского хребта.
Шелихов был крепко огорчен внезапным отъездом Александра
Николаевича, - так налегке и без муки, оставшейся на дворе у морехода
затюкованной в кошеве. Бродил по дому и складам мрачный и злой,
работные люди замирали при встрече с ним и ожидали или тумака или
окрика.
7
Недолговременное общение с "государственным злодеем" Радищевым
оставило неизгладимый след в душе Шелихова. По крайней мере, с
провинившимися людьми он не расправлялся, как бывало, выслушивал и
принимал их оправдания. Незаметно улучшились харчи, а для людей на
тяжелой и грязной работе мореход даже открыл доступ в хозяйскую баню.
- Погоди ужо, он зато вдвое вызверится, смертным боем бить
зачнет, как у Фереферова и прочих купцов заведено, - говорили
работные, не доверяя неожиданной и крутой перемене хозяина.
Однако Григорий Шелихов сам заметил и удивился, что его "охломки"
стали работать лучше, охотнее и дружнее. Задумался над причинами
такого отношения людей к делу и поделился своими наблюдениями с
Натальей Алексеевной.
- Вот, Гришата, - сказала она, - ты по-людски, и люди в деле без
злобы и пакости ходят...
Григорий Иванович промолчал, припоминая врезавшиеся в память
беседы и пристальные, испытующие глаза Радищева. "За Урал поеду
(Шелихов даже в мыслях избегал вспоминать Петербург), - непременно по
пути в Илимск забегу".
Летом, во время бушевавшего и заполнившего Иркутск раскаленным
зноем и дымом пожара в тайге, умер испытанный друг, покровитель и
советник Григория Ивановича Селивонов. Старик давно и тяжело хворал,
но и при Пиле оставался правителем дел канцелярии наместника Восточной
Сибири.
- Позвал тебя, Григорий Иванович, на последнюю беседу, -
прохрипел старый сибиряк, выслав набившихся в комнату чиновников с
бумагами по службе. - Чую - пожара не переживу... Не придется лба
перекрестить за успех твоего почина, но ты еще молод и силен -
дождешься... Не трать силы на охотские путестранствия, не в Охотске
судьба решается, не лишним миллионом, который ты с мехов в карман
настрижешь. Езжай в Петербург, пока Пиль, Иван Алферьевич, благостный
муж, в Иркутском хозяином сидит. Добивайся в столице дозволения на
перевоз в Америку русских людей, хотя бы из ссыльных. Мы тут мигом
повеление выполним. Я список статейный на ссыльных составил - возьмешь
на столе: первым делом казаков из малороссиян отправим, с самим
Железняковым,* затем яицких и мастеровых с Урала, от Пугача
унаследованных, а там помещичьих - этих каждый год сотнями гонят...
Гляди, так и обрастет русским народом Америка, или как, бишь, ты ее
называешь... (* Максим Железняк был одним из видных вожаков восстания
правобережных казаков и крестьян на Украине во время так называемой
Колиивщины. Его товарищ Иван Гонта был выдан Польше и замучен.
Железняк, державшийся ориентации на Россию, был по повелению Екатерины
сослан в Сибирь.)
- Славороссия! - проронил Шелихов, с тоской вглядываясь в
раздутые водянкой черты многоумного друга.
- Опять же к Соймонову, к Михаилу Федоровичу, обратись, я и
письмо к нему заготовлю, после смерти моей зайди к жене - получишь...
А теперь иди, не могу больше разговаривать!.. Прощай навсегда!..
Прощай, Гришенька...
Через неделю Шелихов в мрачном раздумье шагал за гробом
Селивонова к его могиле, отведенной в почетном ряду Знаменского
монастыря. Потерю чуть ли не единственного в жизни доброжелателя, -
Наталья Алексеевна как жена в счет не идет, - Шелихов чувствовал очень
остро и давал себе клятву выполнить последний совет друга: не позже
конца года выбраться в Петербург вторично.
Послав в начале осени с оказией предварительное извещение о своем
приезде Гавриле Романовичу Державину, улыбчивому благоприятелю по
давним встречам в Казани, - Державин сейчас находился в зените своей
славы как поэт и доверенное лицо царицы по приему прошений на
высочайшее имя, - Шелихов, ни с кем, кроме Натальи Алексеевны и
Резанова, не советуясь, при первых же ноябрьских морозах собрался в
Петербург.
- Кученька, поедешь со мной в столицу? - спросил Григорий
Иванович своего верного друга, имея намерение показать государыне
нового ее верноподданного красной породы, не только невиданной в
Петербурге, но еще такого, который сможет, в доказательство
достигнутых мореходом успехов по просвещению дикого края,
приветствовать самодержицу на русском языке.
- Куда позовешь, туда и пойду, - просто ответил Куч и даже как
будто осклабился, уловив благодарный взгляд Натальи Алексеевны.
По пути в Петербург Шелихов решил завернуть в Илимск и доставить
Александру Николаевичу кошеву с мукой, сахаром и свечами. "При лучине,
чай, бедный сидит и ощупью пишет", - подумал Григорий Иванович, давая
приказание затюковать три пуда свечей.
В Илимск Шелихов прибыл с рождественской пургой, за которой едва
разглядел засыпанные снегом избы городка. Нежданный гость удивил и