Григорий Шелихов

Еще и еще, рюмку за рюмкой опорожнял, словно искал истину в

пузатом штофе, мореход.

Далеко за полночь, проводив последнего гостя и переоблачившись в

синего бархата теплый халат, подбитый белкой, Гаврила Романович, с

сонным казачком, державшим в руках свечу, вошел в комнату Шелихова.

Заслышав его голос за дверью, мореход задул догоравшие свечи и, как

был, полураздетый, в сапогах, кинулся на постель. Не было охоты да и

не о чем ему разговаривать с Гаврилой Романовичем.

- Пш-шел, пш-шел... пш-шел к такой матери! - притворно бурчал

Шелихов на оклики Державина.

- Ах ты, сибирская душа, не знал я, что ты сему привержен, -

добродушно выговаривал понимавший русскую слабость к зелену вину и

дружески настроенный государственный муж. - Мишка, разбуди Григория

Иваныча, надо ему два слова сказать! Григорий Иваныч, ты не забудь,

друг милый, - продолжал он не допускающим возражений голосом, увидев,

что Шелихов открыл глаза, - не забудь, что тебе завтра о полудни к

фриштыку Жеребцовой, Ольги Александровны, в подобающем ордонансе

явиться должно... Платон Александрович на нем присутствовать будет.

Она наказывала, чтобы ты его не боялся и беспременно был. Лучшего

случая и вообразить нельзя, а меха твои, рухлядь, с которой ты

назвался к ней и очень умно подъехал, - она любит этакое - утром

пораньше с черного хода к ней доставь, чтобы богатства американские

перед Платоном Александровичем тебя делом репрезентовали. Сам на

тройке своей прямо к парадному подкатывай, да не забудь камзол надеть

и медаль с портретом, жалованную матушкой нашей, повидней где нацепи.

Слушай меня во всем, Григорий, я друг тебе, слушай во всем, что

говорю, и все сбудется, чего душа твоя пожелает. С Ольгой

Александровной церемоний кавалерственных не разводи, бери сразу, что

предлагает. Она в тебя по уши врезалась...

- Ладно! - коротко бросил Шелихов и откинулся на подушку. Он

действительно был в крепком угаре.

Державин посмотрел на него, пожевал губами и, не сказав больше ни

слова, направился к выходу.

2

Присущее мореходу острое чувство времени подняло Шелихова с

кровати задолго до утреннего прихода Аристарха.

Просунув с поздним петербургским рассветом голову в дверь красной

гостиной, старый дворецкий застал Шелихова разглядывающим из окна

занесенный снегом простор державинской усадьбы.

- Рано вставать изволите, Григорий Иванович... Отец Сидор,

приходский наш, с причтом для отпевания, как приказывали вы, прибыл,

да хитер поп, глянул на краснорож... красного слугу вашего, в сумление

пришел, сколь я ему ни толковал...

- Поставь пред попом гроб, и если не заплатишь - скажет "клоп", -

досадливо проговорил Шелихов. - Проведи, Архип Сысоич, к попу-то да

раздобудь рассольцу огуречного - жжет в нутре, дышать тяжко...

Аристарх, польщенный величанием по отечеству - откуда, скажи,

дознался? - во мгновение ока доставил Шелихову освежающего рассольцу,

очевидно про всякий случай заранее нацеженного в хрустальный жбан.

Сочувственно проследив, как жадно пил мореход, он повел потом Григория

Ивановича по лабиринту ходов и сенец державинского дома в людскую.

Людская была полна народу. Посреди комнаты стоял на двух

сдвинутых скамьях наскоро сколоченный из тесаных досок гроб с телом

Куча, на который старанием Аристарха был наброшен кружевной занавес из

барских покоев. В головах высился канделябр и горело несколько тонких

домодельных восковых свечек, прикрепленных к краям гроба в изголовье.

Мореход, идя за Аристархом, намеревался яростно опровергнуть и

высмеять сомнения попа Сидора, но под влиянием ли огуречного рассола

или торжественного молчания державинской дворни, обступившей гроб,

круто положил руль вправо и, сложив лодочкой ладони с зажатым в них

империалом,* почтительно подошел к батюшке под благословение. (*

Десятирублевая золотая монета того времени.)

Испытанный купеческий аргумент Шелихова без труда убедил

столичного попа.

- Свидетельство господина - рабу всяческое оправдание... Ежели

преосвященный удостоил таинством крещения, не нам отказывать в

напутствии христианской душе, - здравомысленно вслух произнес отец

Сидор, торопливо заправляя на место отстегнутую епитрахиль, под

покровом которой исчез империал.

Рассеянно слушая отпевание, Шелихов обдумывал дела предстоящего

дня и, вспомнив о мехах, еще не отправленных Жеребцовой, и о

полученном на сей счет наставлении Гаврилы Романовича, подозвал

Аристарха.

- Суму кожаную, из всех наибольшую, тесьмою красной прошитую,

доставь, Архип Сысоич, сейчас же Жеребцовой, Ольге Александровне.

Только распорядись, чтобы не вякали, снесли споро и через черное

крыльцо...

- Сам представлю, Григорий Иванович, в точности исполню, не

извольте заботиться, - с пониманием отозвался услужливый Аристарх и,

отдав поклон гробу и спине батюшки, вышел, мигнув следовать за собой

двум дворовым мужикам.

Через четверть часа тело краснокожего Кирилла-Куча, в