Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

На том глава ИККИ с экономикой покончил. Заговорил об ином. О том, что не имело ни малейшего отношения к задачам и функциям съезда Советов СССР. Практически большую часть доклада посвятил более для него близкому, знакомому. Партийным проблемам.

Высказал крамольную для большевика мысль — о недостатках монополии РКП на власть. По мнению Зиновьева, многие группы населения, в том числе и рабочие, «при другом положении вещей были бы не в большевистской партии, а в какой-нибудь промежуточной или прямо меньшевистской... Не будь у нас монополии легитимности, эти другие группы пытались бы так или иначе самостоятельно выступать на политической арене, и от этого меньше вреда было бы»³⁸².

Но тут же у слушателей должен был возникнуть вопрос: почему же такие фракции — эмбрионы партий — как «Рабочая группа», а ранее «рабочая оппозиция», «Рабочая правда» — душили в зародыше? По Зиновьеву же выходило, что монополия РКП на власть только и позволяет осуществлять диктатуру пролетариата, отказаться от которой невозможно ради верности марксизму³⁸³.

Лишь в самом конце выступления Зиновьев вспомнил, что делает доклад не на партийном каком-либо форуме, а на заседании верховного органа власти Советского Союза. Вспомнил и сказал скороговоркой, уложившись в шесть фраз, о том, с чего начал: «Основы НЭПа остаются всерьез и надолго. План у нас есть, план электрификации. Подвинтить гайки в области кооперации... Подкрепить кооперацию в духе социализма... Еще более базироваться на рабочем классе во всей политике. Смычку пролетариата и крестьянства еще более, без остатка, делать основой своей политики»³⁸⁴.

Когда Второй Всероссийский съезд Советов завершил работу, стало очевидным: на нем, впрочем, как и на Тринадцатой партконференции, любые рассуждения о народном хозяйстве оборачиваются ничем. Зиновьев, как и другие члены ЦК, так и не решился посмотреть правде в глаза. Не попытался поискать непроторенные пути. Те, которых все настойчивые требовала жизнь.

Ведь несмотря ни на что продолжалось сокращение штатов, как называли массовые увольнения: в металлопромышленности — в Ленинграде, на Урале, в Брянске, других городах и регионах; в текстильной — на московских и подмосковных фабриках; на шахтах Донбасса и Сибири. Продолжалось и закрытие предприятий, именуемое «концентрацией»: в Ленинграде, где все еще обсуждали необходимость знаменитого Путиловского завода; трех текстильных фабрик Москвы; одного из крупнейших в стране Макеевского металлургического завода.

Отсюда и рост безработицы, забастовки, о которых Зиновьев знал (или должен был знать) из ежемесячных секретных политических сводок ОГПУ, поступавших к нему как члену ПБ. Оказывалось, за минувший 1923 год насчитали 444 стачки со 163 тысячами забастовщиками, в январе 1924-го — 22, в феврале — 29, в марте — 19, а в мае — уже 43³⁸⁵.

Не меньшие трудности испытывала и деревня, о которой вроде бы пекся Зиновьев. Недовольство крестьян вызывала непомерная для большинства величина единого сельхозналога. «Бедняки и даже середняки после сдачи налога, — отмечала одна из сводок ОГПУ, — и внесения семссуд остаются без хлеба». Вынужденные употреблять в пищу суррогаты, зачастую питаться только овощами либо обменивая скот на хлеб. Переселяться преимущественно в Сибирь, уходить в города в поисках заработка³⁸⁶.

Власти пытались хоть как-то изменить столь тяжелое положение, но все предпринимаемые меры не меняли общего негативного настроения рабочих и крестьян. А все это происходило в мае. Тогда, когда РКП стала готовиться к проведению Тринадцатого съезда, грозившего новыми резкими критическими выступлениями делегатов, которые непременно поддержала бы оппозиция. И все же Зиновьев, готовя основной доклад съезда — политический отчет ЦК, так и не решился на откровенную характеристику дел в стране. Уделяя достаточно много внимания положению в народном хозяйстве, которым прежде никогда всерьез не интересовался, почему и не разбирался в нем, облек свою речь во вполне благопристойную форму. Снял ту самую остроту, с которой ему следовало говорить.

Начал Зиновьев тот раздел отчета, что относился к экономике, не с характеристики общей ситуации, отнюдь не благоприятной, а с того, где действительно имелись успехи — с роста концессий. Сообщил, что Главконцесском уже заключил договоры с 15 немецкими фирмами, с 10 американскими, с 17 британскими, а всего с 55. Рассказал и об иной форме сотрудничества с капиталистическим миром — о создании смешанных, то есть с участием советского капитала, обществ. Призванных заниматься преимущественно заготовкой и вывозом древесины: «Руссанглолес», «Руссголандлес», «Русснорвеглес», уже давших доход в размере 2, 5 млн рублей.