В ПБ не придали должного значения ноте. Ограничились мерами чисто пропагандистскими. 24 февраля постановили: «Опубликовать завтра же в печати ноту английского правительства с одновременным помещением ряда статей по поводу этой ноты. Ответственность за Бухариным»531
. И лишь неделю спустя последовало уточнение: «Воспретить “Правде” и “Известиям” помещать корреспонденции или статьи, афиширующие деятельность русских товарищей в Китае и других зависимых странах… корреспонденции из Индии и других колоний Англии за русскими подписями без специального разрешения на то ЦК ВКП(б)»532.Особое мнение выразил лишь Зиновьев — в записке, направленной в ПБ.
«Судя по некоторым признакам, — писал он, — часть товарищей рассматривает ноту Чемберлена как сравнительно мелкий эпизод и, притом,
Было бы в высшей степени опасно принять такую концепцию.
Скорее всего, нынешняя нота есть не заключение, а
“1) оказать известное влияние у нас, в СССР, в особенности на известные слои крестьянства и служилой интеллигенции;
2) подготовить общественное мнение в самой Англии, создав вновь шум о нашем “вмешательстве” во внутренние дела Англии…
3) сделать дипломатическую “зарубку”, чтобы в будущем можно было сразу применить более сильнодействующее средство — разрыв дипломатических отношений”».
Завершил же Зиновьев записку такими предложениями: «Никакого бряцания оружием с нашей стороны, никакого “шапками закидаем”, никаких вызовов, никакого легкомыслия.
К особому мнению Зиновьева в ПБ не пожелали прислушаться. По всей стране начали проводить инспирированные «сверху» митинги, демонстрации протеста. Открыли повсеместный сбор средств на производство самолетов под ставшим надолго весьма популярным лозунгом «Наш ответ Чемберлену».
Еще более серьезное положение сложилось в Китае, о котором далеко не случайно напомнил Зиновьев. 30 марта 1927 года выступившему на заседании президиума ИККИ, уже недоступного для его бывшего председателя, Бухарину пришлось признать неприятное, но еще не окончательное: «Правые гоминьдановцы… высказываются совершенно открыто против чрезмерной власти русских советников, против влияния СССР, за чисто китайский патриотизм».
И сразу же поспешил все же оговориться: «Чан Кайши… объективно все же ведет освободительную борьбу… Играет прогрессивную роль, ведя борьбу против империализма. У нас есть внутри Гоминьдана возможность использовать эту специфическую ситуацию, чтобы усилить снизу левое крыло в Гоминьдане и через этот механизм усилить наши стратегические узловые позиции в армии и правительстве (Китая)»534
.Бухарину вторил Сталин. На московском партактиве 5 апреля заявил: «Китайская революция —… национально-освободительная. Поэтому выкидывать министров-капиталистов скоро нельзя… У нас была из Шанхая телеграмма о восстании. Мы сказали: молчите. Мы им запретили и хорошо сделали. Мы сохранили резерв революции… Каналов воздействия на Гоминьдан достаточно. Мы не будем подчеркивать своей руководящей роли»535
.Очень скоро просчитались оба. Совершили, упорствуя в своих оценках положения, вопиющую политическую ошибку. 12 апреля 1927 года Чан Кайши совершил государственный переворот. Разорвал все отношения с общенациональным правительством Ван Цзивея, находившимся в Ухане. 18 апреля создал свое правительство, в Нанкине, уже без левых гоминьдановцев и коммунистов.
Теперь большинству, и прежде всего Сталину и Бухарину, следовало как можно скорее признать свою ошибку в отношении Китая. И, главное, непременно дезавуировать выглядевшую теперь несомненно ошибочной резолюцию 7-го расширенного пленума ИККИ, принятую под давлением Бухарина. Утверждавшую: «Мнение, будто коммунистическая партия должна покинуть Гоминьдан, ошибочное»536
.Вместе с тем, большинству, чтобы не признавать правоту Зиновьева и Троцкого, чтобы тем самым сохранить свое властное положение, следовало любым способом усилить критику лидеров объединенной оппозиции. Использовать для того любой представившийся повод. Самый незначительный, даже надуманный.
1.