Читаем Гринтаун. Мишурный город полностью

Гринтаун. Мишурный город

Прогуливаясь вдоль рельсов, они нет-нет да заглядывали в свои коричневые бумажные пакеты, чтобы насладиться ароматами сэндвичей с паштетом из ветчины, обернутых в вощанку, солений цвета морской волны и мятной жвачки. При ходьбе в пакетах булькала припрятанная шипучка, которая потом бурлила у них в сытых желудках, когда они карабкались на высоковольтные опоры, чтобы погорланить в небеса. На всем пути они прислушивались, припадая к горячим стальным рельсам, к поездам, курсирующим в тридцати милях и отщелкивающим морзянку в их обожженные уши. Потирая уши, они бежали, перебрасываясь мячиками под раскаленными гудящими проводами электрических столбов в знойный полдень, когда все разогревалось, и от осмоленных столбов, белых домов, синих рельсов, ручьев и бетона поднимался жар в воздушный океан. Все плыло и колыхалось, словно могучий теплый поток восходил прямо во Вселенную; частички травы и неба взвивались летним костром к небесам. Все пылало зеленью, синевой и белизной. У них под мышками расплывались большие потные разводы. Их голоса тонули в океане тепловых потоков, как под водой.

И вдруг, словно резкий росчерк, удар, возник и мгновенно пропал поезд, и они едва успели отскочить, крича и махая руками вслед исчезающей молнии.

Они добрались наконец до заброшенного полустанка, унылой дальней оранжевой станции, где когда-то продавали билеты и пассажиры ожидали поезда с зонтиками под солнцем и дождем, а теперь царили запустение и разруха. Здесь они и уселись, разложив свои увлажнившиеся сэндвичи из белого хлеба, наклоняя бутылки с газировкой, чтобы внутри бегали прозрачные пузырьки.

На лоне природы

Кто скажет, где кончается город и начинается природа? Кто скажет, откуда что берется и кому что принадлежит? Вечно существовало расплывчатое непостижимое место, где эти два начала боролись, и одно из них побеждало на время и воцарялось на какой-нибудь улице, на дереве, в кустарнике. Волны великого моря трав и цветов набегали весной и летом, грозя опрокинуть продуваемые ветрами сараи на окраине времен, подтопить гаражи, как дырявые лодки, поглотить старые драндулеты, брошенные на произвол дождя, способного вышелушить их краску, а значит – обречь на ржавчину. Ржа – единственное, что служило природе на благо, ибо на природе обитали ветры и дожди, и там же проживала ржавчина, которая выходила по ночам обрабатывать город, поднимать черепицу, выдергивать железные гвозди, разъедать краску и покрывать тротуары травой. На самом деле город – большой корабль, населенный постоянно снующими уцелевшими жителями, которые избавляются от травы, скалывают ржавчину, поддерживая корабль в исправном состоянии. Спасательная шлюпка, сродни материнскому кораблю, нет-нет да улизнет за пределы города, в безмолвную бурю времен года и потонет в тихих заводях термитников и муравейников, познав стрекотание кузнечиков, шуршащих, словно сухая бумага, в горячих травах. Она забивается пылью и заселяется пауками и наконец лавиной черепицы и смолы обрушивается, как поминальный костер, который следующей осенью воспламенят грозы синими молниями, снимающими со вспышкой картинку торжествующей природы.

Природа всегда брала свое: город вечно завоевывал новые рубежи, а природа снова прибирала их к рукам. Города никогда не побеждали. Они лишь существовали в безмолвной опасности, полностью оснащенные садовыми ножницами, газонокосилками, распылителями против насекомых, во всеоружии и наготове, упорно плывя столько, сколько предписано цивилизацией, но готовые потонуть в приливах зеленых трав и быть навечно погребенными, как только сгинет последний человек, выронив мастерок и косилку.

И вот по этой-то земле, за городом, бежали и бежали Дуглас и Чарли с мальчишками…