Вопрос прозвучал как жалость пополам с предупреждением об опасности. Понятное дело, после такого сказать "нет" уже невозможно. Лыков и не сказал, только напрягся и кивнул.
– Тата тебя сдала перед отъездом, – бесцветным голосом отрубил Тимофеев. – Мне только что сообщили. Думаю, она тебя с Ксаверием боялась. Ей за информацию о тебе пообещали место и много денег. Она – профи, все посчитала, уломала Габриляна и улетела.
Лыков опешил. Тата? Ах ты ж, змеиная шкурка! Что, вот так запросто сдала его конкурентам?
– Так это не Габрилян контракт нашел?
– Нет. Габрилян за ней на поводке ходит, сам понимаешь.
Лыков прекрасно представлял этот поводок: Таткин мурлыкающий низкий голос, глаза с игривой раскосинкой, все ее теплое и доступное под любыми углами, в любых положениях гибкое, крепко возбуждающее зрительными иллюзиями татуированное тело.
Лыков зажмурился. А он-то там перед ней распинался!
"Понимаю, – думал Лыков, – я сегодня много стал понимать, чего раньше не понимал. Я сегодня становлюсь чрезвычайно понимающим!"
– А Габрилян знает, что Татка… – Лыков сглотнул от жесткости слов, – …что Татка меня сдала?
– Может, и знает. А может, и не в курсе, он же теперь на твоем месте, зачем его расстраивать перспективами?
Тимофеев смущенно хмыкнул.
– Я чего пришел-то… Есть запрос на работу. На двоих. Я собираюсь согласиться. Ты как, выходишь? Мне кажется, новые способности тебе пригодятся. И еще…
Тимофеев, сняв с кармана передатчик, точно такой же, через который Лыков общался с Ксаверием, выставил перед собой на стол.
Лыков, отвернувшись от Тимофеева, чтобы тот не видел его перекошенного обидой лица, разглядывал город за окном.
Источаемое шестиугольными сегментами купола золотое сияние к вечеру сгустилось, стало текучим. Тени струились как расплавленный металл. Поток мобилей казался медленной рекой из золотых брусков.
– Что, Ксаверий, и ты вернулся к пилотированию? – прозвучал незнакомый голос.
Лыков резко обернулся. Незнакомый голос шел из передатчика Тимофеева.
– Я слышал, ты себе новое корыто прямо в больничке подобрал, да? – ехидно продолжил голос.
– Опаньки! – откликнулся Ксаверий через тот же передатчик. – А ведь мы с тобой встречались!
– Конечно, встречались! – обрадовался голос и выдал длинную серию галактических координат.
Из-под приспущенных век Тимофеев внимательно наблюдал за реакцией Лыкова. Затем, оставив искины болтать, сказал:
– Ты не подумай, я тебе не нарочно Ксаверия поставил. Но, сам посуди, четыре-пять месяцев без движения выбросили бы тебя из профессии. Ты бы сильно ослаб и сдал. А сейчас у тебя гораздо большие по сравнению со стандартным медицинским нейроимплантом возможности: сила, скорость, реакция. Лишних комплексов у тебя нет, как мне известно. Да и парень ты хороший. Ты подумай денек. Если все нормально, вместе и полетим. На Станции-26 сбор наших. Обсудим планы, как жить дальше. Люди же не только от тебя шарахаются, да и не только шарахаются. Нескольких наших убили уже. Как-то нужно это решать. Если ты не согласен, то давай договоримся: тебе стандартный нейроимплант поставят, а я у тебя потом Ксаверия выкуплю. Он вроде как родственник нам, в каком-то смысле.
Сначала Лыков чувствовал, что его обманули, хитростью и коварством отняли у него свободу. Потом представил себя в коме, с трубками из носа, изо рта, представил нелепый и унизительный каломочеприемник, запах пролежней. Потом вспомнил свой лихой полет над мобилями, чувство радостного удивления запаздывающему стрекоту игломета. Подумал, что все не так уж и плохо, если разобраться. И даже хорошо, в некотором смысле.
Тимофеев смотрел, не отводя взгляда.
– Мы с тобой, – сказал Тимофеев, – теперь не то корабли, не то капитаны, не то совсем иная природа, я уже не знаю. Мы, по сути, стали чем-то чуждым. Я переживал вначале, все про свободу выбора думал. Так ее же не забирает никто, ты пойми. Искины собственных желаний не имеют. Мы с ними вроде как партнеры теперь. Они через нас такую жизнь живут, что им раньше и не снилось! А если команду дать, то они еще и нашу нейрокарту на себя запишут. Это же натуральное бессмертие. А, Лыков? Главное, не говори никому об этом, будет спокойнее, ну их всех. А сам со временем свыкнешься. Плюсы-то в этом тоже есть.
Лишь энергия
Елена Ожиганова
Помните механизм: глаза ловят отраженный свет на хрусталик и мозг составляет из него картинку? Мне этот процесс всегда напоминал о чёрных дырах, которые притягивают свет и никогда не возвращают обратно. Умирая, он подводит блеском бездонное око дыры – ужасно и притягательно красиво (ха-ха). Как и её магнетический взгляд – чёрная дыра, засасывающая не свет, а души.
Невозможно забыть.