Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

Старый Бельский не любил откладывать дела в долгий ящик и в тот же день, когда разъехались гости, выехал с сыновьями в Вильню. Быстро пробежали борзые кони семь миль, отделявших замок от столицы Литвы, и к ночи они добрались до города.

Вильня того времени совсем не походила на теперешнюю. Центр жизни сосредотачивался в громадном замке, построенном на вершине высокого, почти недоступного холма, возвышавшегося в углу слияния рек Вилии и Вилейки. Холм этот стоял совершенно одиноким среди узкой долины, и если бы не его величина, не допускавшая такого предположения, можно было бы подумать, что он насыпан искусственно. На его вершине стоял обнесённый крепкими стенами так называемый «верхний замок», замечательный тем, что в былые войны из-за литовского престола Витовту, несмотря на страшные усилия и потери, не удалось взять его ни приступом, ни осадой.

Ниже, почти у подошвы холма, возвышалась увенчанная многими башнями новая каменная стена, составлявшая как бы второй круг укреплений, называвшаяся «нижним замоком». Правее высокий берег над Вилией образовывал естественное укрепление, тоже обнесённое стеной, и наконец, с западной стороны на Вилейке стоял ещё сильно укреплённый замок.

Этим не исчерпывалась оборона столицы Литвы; весь город, кроме посадов, был обнесён стеной с бойницами и башнями, но эта стена была деревянная, только приворотные башни сложены были из камня и кирпича, да ворота закованы, словно в латы, в железные полосы.

Посады, или, как их тогда называли, форштадты, или пригородные слободы, судя потому, кто обитал в них: литовцы, русские (которых особенно много было в Вильне) или разные горожане, беглецы из «пруссов» и с «подола», не были защищены от вторжения неприятеля, и при первом же появлении врага безжалостно истреблялись огнём. Тем не менее очень многие из зажиточных панов и шляхты жили в форштадтах, предпочитая риск скученности «замков» или самого города.

Молодые паны Яков и Ян Бельские жили вместе и нарочно для себя построили недалеко от Трокских ворот Вильни хоромы, обнесённые, словно крепость, высоким тыном с крепкими дубовыми воротами. На возможность неприятельского нападения на Вильню никто теперь не рассчитывал, тем более, что в двух последних войнах единственные опасные враги — рыцари понесли громадный урон, а против нечаянного нападения какой-либо бродячей шайки злоумышленников подобная охрана была вполне надёжной.

Два десятка дворовых холопов и несколько вестовых из отряда воеводы Якова Бельского высыпали навстречу господам, когда их маленький караван подъехал к воротам. Загремели затворы, ворота растворились, и хозяева подъехали к крыльцу.

Но прежде чем старый Бельский успел соскочить с коня, к нему с почтительнейшим видом подошёл постельничий молодых господ и объявил, что и часу ещё нет, как от короля прибегал круглец[57] с приказом старому Бельскому и обоим сыновьям, как только вернутся, спешить на двор великокняжеский.

— Дело королевское — прежде всего! — воскликнул старый пан воевода, — отдохнуть после успеем. Эй, сынки, за мной! — и, не дав никому опомниться, быстро поскакал к замковой горе. Оба сына последовали за ним.

Очевидно, великим князем был отдан нарочный приказ пропустить прибывших, потому что воины, стоявшие на страже, открыли замковые ворота тотчас, хотя был вечер, а в эту пору открывать их дозволялось только по особому повелению великого князя.

В первом же покое прибывших встретил княжий дворецкий и повёл старого пана прямо в покой Витовта, а обоим сыновьям его велел подождать в приёмной.

Когда воевода вместе с дворецким вошёл в покой великого князя, Витовт, нагнувшись над пергаментом, исписанным сжатым, но чётким почерком, внимательно читал его. Большой медный светильник, изображавший аиста, поднявшего вверх клюв, из которого выходил яркий язык пламени, освещал всю хоромину. Светильник этот, хитрой греческой работы, был подарен дяде, великому Ольгерду, послом императора Византии, и с тех пор возбуждал удивление и даже таинственный страх у всех, кто в первый раз его видел.

Витовт поднял глаза от пергамента и хорошая, добрая улыбка пробежала по его безбородому женственному лицу, когда он узнал вошедшего.

— Скоро же ты пан, Здислав! — сказал он приветливо, — я думал ты и к утру не доедешь! У меня к тебе дело есть.

— Весь в руках королевских! — отвечал воевода.

— Зачем говорить это? Если бы я был уверен в противном, не поручил бы тебе этого дела. Слушай же моё распоряжение: завтра, чем раньше, тем лучше, ты выступишь из замка и к ночи будешь на границах Эйраголы. До меня дошли слухи, что проклятые крыжаки снова хотят вторгнуться в Жмудь. Ты возмешь с собой Витебскую и Новгород-Севскую хоругви да сто два псковских лучника[58]. Подкрепи из этого числа гарнизон в Эйрагольском замке, а с остальными устрой засаду и истреби, насколько сможешь, проклятых немцев.