Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

— Вингала! Брат Вингала! Он здесь, сам, по какому поводу? Что случилось?! — чуть не воскликнул он и пошёл к двери. На пороге уже стоял его брат, не сбросивший ещё дорожной одежды, взгляд его был дик, черты лица искажены внутренним глубоким страданием.

— Брат! Дорогой мой, что случилось? — быстро спросил Витовт, по выражению лица брата заметив, что случилось нечто ужасное.

— Дочь моя, моя Скирмунда! — воскликнул несчастный и упал в объятия великого князя, — спаси, защити, выручи!

— Но что случилось? Что случилось?.. — допытывался испуганный Витовт, у которого при виде волнения и отчаяния брата, по обыкновению, слёзы полились рекой.

— Украли! Украли! Увезли, увезли! Спаси, ты один только можешь спасти её! — всхлипывая, говорил старый Кейстутович и сделал движение упасть перед братом на колени.

— Но кто же? Кто? Не я ли тебе послал жениха Смоленского князя — неужели он?

— Нет, не он. Крыжаки, немцы треклятые, из рук вырвали! — и старый Вингало в несвязном рассказе передал Витовту всё, что произошло до этой минуты.

Витовт задумался. Хотя предлог к войне был найден, и превосходный, и в союзе Ягайлы он не сомневался, но всё-таки надобно обождать вестей от посланных гонцов. Однако, Витовт колебался недолго; голос оскорблённой чести говорил громче голоса политика-медлителя.

Князь Вингала

— Успокойся, брат бесценный, клянусь тебе нашим общим отцом и матерью, немцы нам дорого поплатятся за это. Война так война! Не хочу больше таиться! Ещё вчера вечером я решил послать к тебе воеводу Бельского с двумя хоругвями и лучниками, чтобы действовать твоим именем против нёмцев. Теперь пошлю втрое — начинайте войну немедленно. Но помните, что это будет война последняя, война отчаянная. Или мы все погибнем, или навек защитим родную страну от немецких притязаний.

Слушай же, дорогой брат и друг, всё, что я писал про уступки немцам — забудь, пусть криве-кривейто пошлёт по всем лесам и дебрям Жмуди от Полунги до Лиды свою кривулю. Пусть все криве и сигонты проповедывают войну, весной поход, а пока жги и грабь немецкую землю малыми отрядами, тешь своё сердце в пламени немецких городов и деревень, топи своё горе в крови рыцарской, а весной мы с братом Ягайлой двинемся на подмогу, русские князья поддержат — и горе немцам!

— О, ты достойный сын нашего отца Кейстута, ты оживляешь меня, ты вдохнул в меня новые силы, ты развязал мне руки. Немцы думают, что за выкуп дочери они заставят отказаться от защиты моей земли и веры. О, нет! Клянусь, за каждый день её плена мстить им огнём и кровью, чтобы они сами выдали мне её обратно. Клянусь великим зиждителем Сатваросом и громами Перкунаса, пока Скирмунда будет в их руках, ежедневно немецкое небо будет освещаться пожаром, а на костре — гореть один пленник.

— А разве у тебя их много? — с некоторым испугом спросил довольно человеколюбивый Витовт.

— Двое рыцарей, штук двадцать гербовых да лучников с полсотни, на два месяца хватит! — со злобной улыбкой отвечал Вингало. — Только помни, дорогой брат. Теперь ты мне не мешай. Ни жалости, ни пощады от меня не жди. Ты сам развязал мне руки. Горе немцам!

Долго ещё проговорили братья, но, несмотря на все убеждения Витовта, Вингало не хотел ни дня оставаться в Вильне, и не успело ещё солнце подняться из-за гор, окружающих столицу, как он уже мчался обратно со своей свитой по дороге к Эйрагольскому замку. Он боялся, чтобы князь Витовт не изменил своего решения и вновь не запретил истреблять немцев.

Несколько дней по отъезду брата Витовт был сам не свой; не было вестей ни от короля польского, ни из Москвы, ни от султана Саладина. Первая весть пришла из Кракова. Ян Бельский прислал со своим помощником и ратным товарищем Видимундом Хрущом письменное донесение, и гонец тотчас же был поставлен перед лицом великого князя.

Прогнав более недели верхом, молодой литовский витязь был страшно измучен, он едва взошёл в покой великого князя, и прислонился к притолке, чтобы не упасть.

— Какие вести? — быстро спросил Витовт, идя к нему навстречу.

— Хорошие, государь! — успел проговорить Видимунд и зашатался.

— Где письмо? — нервно спросил великий князь, но измученный гонец не мог уже отвечать, он показал рукою на сапог правой ноги и без чувств упал на руки служителей.

В описываемое время путешествие по большим дорогам без сильного конвоя было делом рискованным, а Хрущ, сделав переезд одвуконь из Кракова в Вильню без конвоя, меняя и бросая лошадей, совершил неслыханный подвиг: он проехал это расстояние за 6 дней[60].

По знаку Витовта слуги и дворовые дворяне бросились обыскивать обувь гонца и после долгих поисков нашли письмо в шёлковом пакете, вложенное между двумя подошвами, тщательно зашитое и засмоленое!

По мере того, как Витовт читал грамотку, лицо его принимало всё более и более радостное выражение, морщины на челе его разошлись, он, казалось, помолодел на несколько лет.