Читаем Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника полностью

Положение Седлецкого было не из веселых, он сознавал, что лошадь его не вынесет такой продолжительной скачки, а между тем ему крайне не хотелось уступить какому-то татарчонку. Пан Яков Бельский сжалился над ним.

— Послушай, Туган-мирза, — заговорил он, обращаясь к татарчонку, — чтобы скакать четырнадцать миль, надо лошадь готовить.

— Моя всегда готова! — отвечал Туган-мирза.

— Да у пана Седлецкого не готова, на это нужно время.

— А сколько времени? Месяц, два? — спросил татарин.

— По крайней мере два месяца! — отозвалось несколько голосов. Паны поняли, что хозяин хочет как-нибудь вывести Седлецкого из неловкого положения.

— Два месяца хорошо, я будет ждай два месяца! — отвечал Туган-мирза.

— Я готов и сейчас! — всё ещё упорствовал Седлецкий.

— Послушайтесь опытного совета, в два месяца пан успеет подготовить коня, а ехать так более чем опасно! — заметил молодой хозяин.

— Я согласен, панове. Но через два месяца я готов где и как угодно доказать, что благородный польский конь выше всякой киргизской клячи! Будьте свидетелями, не я отказался от заклада! — Седлецкий слез с коня.

Туган последовал его примеру.

— Жаль, — проворчал он себе под нос, — конь-то не по всаднику. Ну да ещё время не ушло.

— Теперь ясные панове, не угодно-ли будет со мной до огрода[56], там устроена цель. Не хотите ли попробовать силу своих луков и верность ваших стрел? — приглашение шло от младшего сына пана воеводы Яна, который заведывал при великом князе дружиной псковских лучников.

Все направились на обширную крытую веранду, выходящую на огромный, расчищенный и убранный сад. Цветники уже были заложены навозом и соломой, более нежные деревья обвиты соломенными жгутами, а вдали, у самого входа в аллею, стояли на возвышении три белых круга, с чёрными пятнами посередине. Над верандой, во втором этаже помещался просторный крытый балкон, а на нём собрались все представительницы прекрасного пола, находившиеся в замке.

— Пану хозяину пример и первый выстрел! — с поклоном проговорил один из гостей, литвин Видимунд Хрущ, большой приятель обоих сыновей хозяина, известный стрелок и охотник. На попойках, на пирушках он держался всегда в стороне, но там, где дело касалось охоты или ловкости в военных упражнениях, он был всегда впереди.

— Спасибо, Видимунд, только за мной твоя очередь, — отвечал хозяин и, взяв из рук слуги большой английский лук, положил стрелу, и ловким движением, почти не целясь, спустил тетиву.

Стрела запела, завизжала, и глухо стукнулась в цель.

— Муха! — раздался от мишени крик махального, который, словно из-под земли, выскочил из своего ровика.

— Виват! Браво! — закричали гости. — Такого стрельца ещё не было в Польше!

— У меня в дружине три сотни лучников, и каждый лучше меня стреляет, — скромно отозвался Бельский, — ну, Видимунд, твой черёд.

Видимунд Хрущ натянул лук и всадил стрелу рядом с первой! Посыпались поздравления, даже дамы наверху аплодировали. После этих мастерских выстрелов долго никто не решался стрелять, как ни упрашивали гостей хозяева. Один Туган-мирза, казалось, не трусил, он соображал что-то.

— Кынязь Ян, — обратился он к хозяину, — мой не умей на кругла цель стреляй, давай мне железна шапка с решетка!

— Какую шапку? — переспросил пан Ян.

— А вот что немца-рыцарь на голова надевай.

— А, шлем?

— Да, да, шёлом, железна шёлом! Мой на шёлом стреляй будет.

Все заинтересовались тем, как будет стрелять татарчонок по шлему. По приказанию хозяев слуга тотчас принёс рыцарский шлем, на котором ещё виднелись павлиньи перья — знак благородства его обладателя.

Тутан-мирза сошёл с веранды и, опустив забрало у шлема, надел его на один из кольев, которых много было расставлено по цветнику. С веранды до шлема было не больше тридцати шагов.

— Это близко, это близко, тут и слепой попадет! — закричали несколько голосов, когда Туган-мирза, возвратясь на веранду, натянул свой лук и стал целить в шлем. Но, очевидно, татарин весь был занят своим делом, он не обратил никакого внимания на эти возгласы.

Стрела взвизгнула, попала в одно из узких отверстий оставленных в забрале для глаз, и глубоко впилась в дерево кола.

— Кто говори близко — попробуй! — только тогда проговорил Туган-мирза и отошёл в сторону.

— Мастерский выстрел! — первый заметил Ян Бельский.

— На таком расстоянии немудрено попасть! — воскликнул Седлецкий.

— Пану честь и место, — не без улыбки проговорил Видимунд Хрущ. — Благо у пана и сагайдак в руках.

Пан Седлецкий стал в позу, отставил левую ногу вперёд, натянул лук и спустил стрелу. Он попал в шлем, да стрела встретила железо, скользнула и полетела дальше!

— Попал! — воскликнул он радостно. Многие засмеялись.

— Надо попасть в щель забрала, — заметил Видимунд, — а это не всё равно.

— Попасть в щель случай! — решил раздосадованный пан.

— Я уверен, что не случай, — заметил молодой хозяин, — у меня в дружине есть человек десять, которые попадут в щель забрала из десяти раз — пять.

— Мирза Туган, — обратился он к татарину, — можешь повторить выстрел?

— Бог даст можно, — отвечал тот и взялся за сагайдак.

— Заклад хочешь? — крикнул ему Седлецкий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Князь Курбский
Князь Курбский

Борис Михайлович Федоров (1794–1875) – плодовитый беллетрист, журналист, поэт и драматург, автор многочисленных книг для детей. Служил секретарем в министерстве духовных дел и народного просвещения; затем был театральным цензором, позже помощником заведующего картинами и драгоценными вещами в Императорском Эрмитаже. В 1833 г. избран в действительные члены Императорской академии.Роман «Князь Курбский», публикуемый в этом томе, представляет еще один взгляд на крайне противоречивую фигуру известного политического деятеля и писателя. Мнения об Андрее Михайловиче Курбском, как политическом деятеле и человеке, не только различны, но и диаметрально противоположны. Одни видят в нем узкого консерватора, человека крайне ограниченного, мнительного, сторонника боярской крамолы и противника единодержавия. Измену его объясняют расчетом на житейские выгоды, а его поведение в Литве считают проявлением разнузданного самовластия и грубейшего эгоизма; заподазривается даже искренность и целесообразность его трудов на поддержание православия. По убеждению других, Курбский – личность умная и образованная, честный и искренний человек, всегда стоявший на стороне добра и правды. Его называют первым русским диссидентом.

Борис Михайлович Федоров

Классическая проза ХIX века
12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа
12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа

В 1853 году книга «12 лет рабства» всполошила американское общество, став предвестником гражданской войны. Через 160 лет она же вдохновила Стива МакКуина и Брэда Питта на создание киношедевра, получившего множество наград и признаний, включая Оскар-2014 как «Лучший фильм года».Что же касается самого Соломона Нортапа, для него книга стала исповедью о самом темном периоде его жизни. Периоде, когда отчаяние почти задушило надежду вырваться из цепей рабства и вернуть себе свободу и достоинство, которые у него отняли.Текст для перевода и иллюстрации заимствованы из оригинального издания 1855 года. Переводчик сохранил авторскую стилистику, которая демонстрирует, что Соломон Нортап был не только образованным, но и литературно одаренным человеком.

Соломон Нортап

Классическая проза ХIX века
Бесы
Бесы

«Бесы» (1872) – безусловно, роман-предостережение и роман-пророчество, в котором великий писатель и мыслитель указывает на грядущие социальные катастрофы. История подтвердила правоту писателя, и неоднократно. Кровавая русская революция, деспотические режимы Гитлера и Сталина – страшные и точные подтверждения идеи о том, что ждет общество, в котором партийная мораль замещает человеческую.Но, взяв эпиграфом к роману евангельский текст, Достоевский предлагает и метафизическую трактовку описываемых событий. Не только и не столько о «неправильном» общественном устройстве идет речь в романе – душе человека грозит разложение и гибель, души в первую очередь должны исцелиться. Ибо любые теории о переустройстве мира могут привести к духовной слепоте и безумию, если утрачивается способность различения добра и зла.

Антония Таубе , Нодар Владимирович Думбадзе , Оливия Таубе , Федор Достоевский Тихомиров , Фёдор Михайлович Достоевский

Детективы / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Советская классическая проза / Триллеры
Гладиаторы
Гладиаторы

Джордж Джон Вит-Мелвилл (1821–1878) – известный шотландский романист; солдат, спортсмен и плодовитый автор викторианской эпохи, знаменитый своими спортивными, социальными и историческими романами, книгами об охоте. Являясь одним из авторитетнейших экспертов XIX столетия по выездке, он написал ценную работу об искусстве верховой езды («Верхом на воспоминаниях»), а также выпустил незабываемый поэтический сборник «Стихи и Песни». Его книги с их печатью подлинности, живостью, романтическим очарованием и рыцарскими идеалами привлекали внимание многих читателей, среди которых было немало любителей спорта. Писатель погиб в результате несчастного случая на охоте.В романе «Гладиаторы», публикуемом в этом томе, отражен интереснейший период истории – противостояние Рима и Иудеи. На фоне полного разложения всех слоев римского общества, где царят порок, суеверия и грубая сила, автор умело, с несомненным знанием эпохи и верностью историческим фактам описывает нравы и обычаи гладиаторской «семьи», любуясь физической силой, отвагой и стоицизмом ее представителей.

Джордж Уайт-Мелвилл

Классическая проза ХIX века