Гром

— Э-э, брат. Принимали-то нас хорошо и угощали отменно. Да только вот дела наши недалеко продвинулись. Сейчас расскажу тебе все по порядку. Принимал нас царь в огромном дворце. Народу видимо-невидимо: все знать да высшие армейские чины. Сколько залов прошли, пока до главного дошли, я и со счета сбился.

— Ну и что дальше?

— Дальше. Вошли мы в зал для аудиенций. Премьер-министр подошел к царю и царице, развернул хадак, приветствовал их от имени богдо-гэгэна Монголии, а затем вручил им обоим ордена «Эрдэнийн очир». Царь что-то шепнул на ухо царице, а потом обратился к Намнансурэну:

— Много ли в Монголии таких, как вы, бравых мужчин?

Намнансурэн улыбнулся и, глядя на царя, не задумываясь, ответил:

— Таких, как я, государь, в Монголии бравыми не называют.

— Это — последнее, что я услышал с того места, где стоял. Господа сели в кресла и долго беседовали, переводчик переводил. Он-то и рассказал мне, о чем был разговор. Наш господин требовал, чтобы Россия признала Монголию как суверенное, независимое государство и чтобы был исключен из русско-китайской декларации пункт, где говорится, что территория Монголии является частью Китая. Намнансурэн прямо заявил, что наша страна никогда не согласится на вассальную зависимость от Китая. На это царь ответил:

— Мы думаем, что вам не следует пока ставить вопрос о создании суверенного государства. Наведите сперва порядок у себя в стране. Этого требует история! Возьмите хотя бы свое государство времени Чингисхана.

— Преклоняюсь пред вашей мудростью, государь! — сказал Намнансурэн. — Однако позволю себе возразить. Именно зависимость от другой державы и является главным препятствием на пути решения всех наших проблем, как внутренних, так и внешних. В сложившейся ситуации многое зависит от вашей страны, а посему нижайше просим вас, государь, нам помочь.

Царь помолчал и сказал:

— Так мы можем долго дебатировать, господин премьер-министр. А вы, я вижу, заядлый спорщик! Но на сегодня достаточно. Вернемся к этому вопросу после русско-китайско-монгольских переговоров. Благодарю за награды и прошу вас, господин премьер-министр, передать богдо-гэгэну привет и наилучшие пожелания!

— Прошу прощения, государь, за назойливость, — поднимаясь со своего кресла, сказал Намнансурэн. — Вряд ли нам представится возможность еще раз побеседовать, поэтому я позволил себе столь долго утруждать вас. На прощанье хотелось бы просить вас дать указание своему правительству руководствоваться на предстоящих переговорах по Монголии не только положениями русско-китайской декларации, но и законными интересами моей страны.

— Что ж, постараюсь, — уклончиво ответил монарх.

— Вот и все, — закончил свой рассказ Содном.

Батбаяр сидел за столом, подперев рукой подбородок. Не обрадовал его Содном новостями.

— Выходит — нам на роду написано быть вечно у других в подчинении, действовать по чужой указке, — едва слышно произнес Батбаяр, словно обращаясь к самому себе.

«И почему так получается? — думал он с грустью. — Сказал же Тумуржав: «У вашей страны тяжелое прошлое. Столько лет были вы под игом чужеземных завоевателей. А все же не захирела, не иссякла монгольская земля. Есть у нее и светлое будущее. Возродится на ней независимое государство. И тогда никто не скажет, не посмеет сказать, что бесследно исчезла монгольская нация, монгольская культура. А свою отсталость и мрачное прошлое вы должны предать забвению!» Вот как говорит он о нас, монголах! А царь и его чиновники испокон веку нас презирали, и не собираются менять своего отношения к нам. А ведь все они граждане одной страны: и Тумуржав, и царь, и его чиновники. Отчего же мыслят они по-разному? О каких это «важных переменах» говорил Тумуржав? И как могут они повлиять на судьбу нашей страны?..»

— А не прогуляться ли нам с тобой, друг, — прервал размышления Батбаяра Содном. — Частенько ты что-то грустишь в последнее время. По дому заскучал, что ли?

Они оделись и вышли из гостиницы. Декабрьская стужа пробирала до костей, но друзья, словно не чувствуя холода, шли и шли навстречу ледяному ветру. Они долго бродили по набережной Невы, наблюдая не очень понятную и необычную для них жизнь огромного города. Торопились по своим делам прохожие, сигналили зазевавшимся пешеходам трамваи. Батбаяру казалось, что всех их подгоняла какая-то невидимая сила. «Скорее! скорее!» «А где же сила, которая расшевелит, подтолкнет и нас там, в Монголии?» — думал Батбаяр.