Гром

«Раз пошла в народе молва о войне, значит, и вправду будут воевать. Инспектор этот наверняка человек барона Унгерна. А я, вместо того, чтобы бежать, чего-то жду. Но они могут победить, и если потом меня схватят, то, как говорится, «заставят семь раз умереть». Во всяком случае, воевать за чужую землю я не пойду. Не стану сражаться против красного правительства, я видел в Иркутске этих людей…»

— Бандьху! — Сердце чаще забилось. — А ну-ка живее, скотина, тебя господин инспектор кличет, — орал солдат, подгоняя Батбаяра прикладом.

Они остановились у большого бревенчатого дома, возле которого росли исполинские кедры. Пришлось подождать, инспектор был занят, видимо, вел допрос; слышно было, как бьют кого-то.

«Вот и конец, — подумал Батбаяр. — Так и не добрался я до Хоргой хурэмта, не обнял мать, не поцеловал Лхаму. Доведется ли еще хоть разок увидеть на заре подернутую дымкой долину Селенги?»

Из дома выволокли голого по пояс, чернолицего, заросшего бородой, человека и втолкнули туда Батбаяра с такой силой, что он пролетел всю комнату и очутился прямо у инспекторского стола. И тут отлегло от сердца. Пришла уверенность: этого человека в пенсне, сером кителе и галифе он видел в России, в доме Бавгайжава.

«Я не мог ошибиться, — подумал Батбаяр, — хоть видел его ночью, при свете лампы». Инспектор полистал записную книжку. Равнодушно глядя на Батбаяра, закурил, выпустил вверх струйку дыма. Толмач переводил его вопросы: имя, хошун, имущественное положение, возраст, национальность… Инспектор сидел подбоченясь, вскинув голову, надменный и неприступный, но что-то его тревожило, и это не ускользнуло от Батбаяра.

— Как часто ездил ты поклоняться своему господину — богдо-гэгэну? — спросил инспектор.

— Пять, а то и шесть раз.

— Любишь его?

— Да, господин, верую и молюсь на него.

— Когда в последний раз ты виделся с Сухэ-Батором?

— Я ни разу его не видел.

— Думаешь, нам неизвестно, что Сухэ-Батор послал тебя на Зэлтэр выяснить настроения и взять на заметку каждого, кто готов встать на его сторону? Говори правду, если хочешь спасти свою жизнь, — стукнув по столу кулаком, крикнул инспектор.

«Вот чего ему от меня надо, — сохраняя спокойствие, думал Батбаяр. — Попробуй признайся, сразу пристрелит».

— Я раб ваш, мой господин, и говорю только чистую правду, — с поклоном произнес Батбаяр.

Во дворе зацокали копыта, инспектор перевел взгляд с Батбаяра на окно, что-то сказал переводчику, и тот вышел.

На лице инспектора появилась улыбка.

— Я… ты… Петербург, — прошептал он, складывая ладони в рукопожатие. «Узнал», — обрадовался Батбаяр и закивал головой.

— Я Батбаяр. Ты — Железнов? — спросил он, но Тумуржав поднес палец к губам, прислушался, кивнул головой.

— Да-да, — и, показав на шрамы на лице Батбаяра, что-то сказал.

«Наверное, спрашивает, откуда они у меня», — сообразил Батбаяр.

— Зайсан из Управления делами шанзотбы…

— Шанзотба?

— Да.

— Для чего здесь атаман, знаешь?

Батбаяр не понял вопроса, но улыбнулся, закивал головой.

— Сухэ-Батора знаешь? — понизив голос, спросил Тумуржав.

«Почему он назвал имя Сухэ-Батора? Хочет знать, пойду ли я к нему?» — и Батбаяр снова кивнул. Тумуржав сжал его руку, сказал:

— Поедем вместе, — и ткнул сначала себя пальцем в грудь, а потом Батбаяра.

Батбаяр не понял. В это время в комнату вместе с переводчиком вошел какой-то бородатый унтер-офицер. Тумуржав похлопал Батбаяра по груди, бокам и голенищам гутулов, делая вид, что обыскивает, затем оттолкнул его и что-то крикнул. «Так он, значит, не тот, за кого себя выдает». Батбаяр поднял руки, дав себя обыскать. Затем мельком взглянул на некрасивое, надменное лицо бородатого офицера. О полновластном хозяине этих мест — атамане Сухареве — ему приходилось слышать, но он ни разу его не видел и подумал: «Может, это и есть атаман Сухарев? Надо бы хорошенько его запомнить».

Инспектор с легкой усмешкой, без особого почтения спросил о чем-то бородача, значит, это не был атаман. Бородач начал что-то объяснять, указывая на монгольскую сумку из белого стеганого войлока. На Батбаяра, молча стоявшего в углу, офицер не обращал никакого внимания и, подбоченясь, с самодовольной ухмылкой высыпал на стол содержимое сумки: серебряные наголовные обручи, коралловые и жемчужные подвески, кольца, браслеты, серьги со следами крови, косы с вплетенными в них жемчужными нитями.

«Скольких же он людей убил? Или у живых вырывал?» — подумал Батбаяр, и ему стало не по себе.

Тумуржав, поглядев на драгоценности, изменился в лице и, чтобы скрыть волнение, торопливо закурил. Бородач взял один из обручей и, показывая на орнамент, стал что-то восхищенно объяснять. Уловив слова «Номон-хан лама», Батбаяр понял, что ограблены богомольцы в монастыре Номон-хан ламы. «Вот гад, — подумал он. — Скольких женщин изуродовал».

Когда же бородач, хохоча, взял жемчужное украшение, точь-в-точь такое, как было когда-то у Дуламхорло, Батбаяр едва сдержал готовый вырваться крик. Он глаз не мог отвести от украшения. «Вот и крупные кораллы посередине».

Инспектор бросил взгляд на пленника и что-то сказал офицеру. Бородач в упор посмотрел на Батбаяра.