Гром

— Цирики Народной партии изгнали из Кяхты гаминов, — рассказывали другие, — напавшего на них барона разгромили, захватили Дар эх ламу из монастыря Хараа, который сопровождал в боях Унгерна. Скоро красный командующий Сухэ-Батор на Хурээ пойдет. Недавно из Кяхты нагрянул полководец Народной партии — бэйсэ Сумья Ялгун-батор с полком, окружил Дух нарс и за одну только ночь перебил всех солдат атамана Сухарева и Мэнгэ залана, а имущество их захватил…

«Эх, не повезло, — подумал Батбаяр. — Будь я в Дух нарсе, встретился бы с рябым Чулудаем и ушел вместе с ним. Охотник наверняка был здесь… Хотя я мог и погибнуть».

— Мэнгэ залан, говорят, снова собрал множество солдат, погнался за полком цириков Народной партии и настиг их в долине Зунбурэн. Но там его снова побили, прострелили шапку с коралловым жинсом, так он до того испугался, что жену в степи бросил, уходя от погони. Кяхтинские солдаты ужас как сильны. У них и пулеметы, и пушки, и стреляют они метко.

Батбаяр не мог без волнения слушать рассказы аратов, грудь огнем жгло.

Почти двое суток ездил он по аилам, выполняя задание Тумуржава, заводил разговоры с аратами, но, несмотря на смутное время, подозрений не вызывал. «Таких людей, как у нас — простодушных, доверчивых — редко встретишь, — думал Батбаяр. — Считают, что черное осталось черным, а белое — белым. Простодушием часто пользуются люди лихие. И все же это прекрасное качество».

Батбаяр приехал в монастырь Ахай гуна, помолился в храме и зашел в один из аилов. В юрте молился какой-то лысый лама. Батбаяр попросил ламу бросить кости, погадать — найдет ли он своих лошадей.

— Гадай не гадай — все одно, лошадей не найти. Кто же упустит бесхозных коней, когда вокруг война? Видно, началась «война Шамбхалы», грянет конец света, скоро все погибнет. Во время «войны Шамбхалы» даже козы, которые пасутся на берегу реки, бодают друг друга, пока не убьют, телеги, запряженные волами, бьются друг о друга, пока не разлетятся в щепы. Тут не спасут ни белые, ни красные. Одна надежда — на будущее перерождение, — бормотал лама.

«Мне еще пожить хочется, а этот лама предсказывает близкую гибель», — подумал Батбаяр, но расспрашивать ламу не стал, надо было быстрее возвращаться на Селенгу, где на мысе Эргэл в доме русского лодочника его дожидался Тумуржав. Инспектор, видно, решил надолго обосноваться в избе, стоявшей на берегу реки, чтобы, как он говорил, «привести в порядок сведения, собранные во время инспекционной поездки».

По ночам инспектор выезжал в лодке на реку, и вскоре на той стороне начинал мигать фонарь. «Если он передает какие-то сведения белым, то зачем столько предосторожностей? Мог бы послать кого-нибудь из нас с пакетом… Неужели он на стороне красных?»

В последние дни дождей не было, и над горизонтом повисло марево. Араты ходили испуганные, мрачные. Говорили, что на севере около Гусиного Озера, на Селенге и Зэлтэрском карауле идут кровопролитные бои. «Что же это творится? — думал Батбаяр. — Даже птицы как будто перестали летать». Переводчик иногда передавал разговоры русских, но и так было ясно, что они волнуются все больше и больше. Инспектора сопровождали четверо, все совершенно разные люди. Помощник, унтер-офицер с красным лицом, заросший чуть ли не до бровей бородой, сын помещика с Дона, злой и вздорный. Он вечно вздыхал и потягивался, а то брал винтовку или наган и уходил упражняться в стрельбе.

— Эх, сейчас бы жаркого из телятинки, — бормотал он и все чаще сыпал ругательствами.

«Страшный человек», — думал Батбаяр, вспоминая, как помощник инспектора высыпал на стол груду украшений. Один вид его вызывал у парня гнев, но он старался быть с бородачом как можно почтительнее. Второй — молодой лопоухий паренек, услужливый и расторопный, очень тосковал по своей невесте и, как только выдавалась свободная минута, вынимал из кармана фотографию девушки с тонким продолговатым лицом и острым носиком, прижимал к щеке и шептал:

— Машенька! Где ты сейчас?

Совсем недавно, возвращаясь из очередной инспекционной поездки, инспектор привез из полка переводчика — пожилого бурята с плоским лицом и рыжей бородой. Бурят почти все время лежал на траве, подложив под голову руки, и избегал всяких разговоров. Четвертым был Батбаяр. Вместе с инспектором они почти месяц прожили на заимке русских торговцев скотом, неподалеку от мыса Эргэн. С уходом белых на север стало спокойнее. Монголы еще побаивались, а русские семьи зажили, как прежде. Ловили рыбу, стреляли уток. Почти каждый вечер на столе появлялась одна-две бутылки горькой, и начинались разговоры. В последнее время инспектор все чаще уезжал ночью на реку и возвращался встревоженный, видно, его беспокоили события на севере. Батбаяр, в надежде, что придет время и Тумуржав сам все объяснит, набрался терпения и ждал. Смущало его лишь то обстоятельство, что тот окружил себя людьми, совершенно не подходящими, по мнению Батбаяра, для выполнения его «задания».

Моросили дожди, приносили прохладу. Как-то ранним утром, когда вершины гор еще были в тумане, инспектор созвал своих сопровождающих.