Кроме того, попытки телевизионщиков, следуя законам жанра, разделять «матерей» и «отцов» на два разных лагеря казались мне смертельно опасными, ведь именно с этого разделения людей на «своих» и «чужих» врожденная эмпатия к ближнему в общественном сознании сменяется враждебностью. Чем больше вокруг «чужих», тем меньше эмпатии. Чтобы полностью подавить сострадание в человеке, нужно максимально отрезать его от остальных, сделать всех «чужими», а его – избранным и уникальным.
Глава 20
Вскоре Лариса Горчакова приехала в Петербург для обсуждения наших общих дел. Встреча проходила в кругу новой команды, к которой присоединялось все больше единомышленников. После этого мы с Горчаковой записали несколько подкастов «Правоведа», где она рассказала о том, почему нужно, чтобы было больше женщин в политике, и о функциях общественной организации как института гражданского общества.
Вскоре передо мной встал выбор: впереди маячили суды в Новороссийске, а общественная работа, требовавшая максимального внимания, постоянной заботы и концентрации, совсем не приносила дохода. Приставы не хотели передавать исполнительный лист по алиментам в «ПодФМ.ру», и я отчаянно искала работу. Подобно Ларисе Федоровне, я начала превращаться в «восьмирукого Шиву», пытаясь все успеть. Отчаянно пытаясь свести концы с концами, чтобы оплатить услуги сразу нескольких адвокатов, я рассматривала любые предложения. Друзья порекомендовали меня оргкомитету, и вскоре мне предложили временную работу на «Кинофоруме», международном кинофестивале, проходившем в Санкт-Петербурге в июле 2011 года. Организаторы поручили мне координацию, встречу и сопровождение почетных гостей – режиссеров и кинопродюсеров из других стран.
Работа в общественной организации была переведена в «режим паузы», и я переключилась на захватывающее мероприятие, шедшее под патронатом правительства города. Кинофорум предлагал обширную программу показов и мероприятий. Красная ковровая дорожка, прямые трансляции, мировые кинозвезды: все кругом блестело и пахло новизной. Я окунулась в атмосферу, по которой так соскучилась, – творческую и праздничную. Казалось, что этот мир тоже меня принимал. Общение на одном из светских закрытых приемов с Александром Сокуровым, Антонио Бандерасом, Орнеллой Мути, новые знакомства с оператором Педро Альмодовара, с директором кинофестиваля в Загребе и продюсерами многих культовых фильмов враз напомнили мне о той жизни, в которой я могла почувствовать себя живой и счастливой.
Это был праздник, который помог мне увидеть другую жизнь и немного отвлечься от своей круглосуточной борьбы.
Однако телефонный звонок адвоката из Новороссийска вернул меня на землю. Он пришелся как раз на время церемонии закрытия Кинофорума.
– Вам надо срочно приехать на уголовный суд! Заседание уже в понедельник!
– Но… меня же оправдали?! – недоумевала я.
– Так Проценко же подал апелляцию!
– Ясно… А почему такая срочность?
– Обычная формальность, – ответил адвокат. – Только, пожалуйста, приезжайте скорее…
Оставив гостей на вечеринке по случаю закрытия фестиваля, я помчалась на вокзал. Но билетов в разгар летнего сезона в кассах не было. Друзья стали отговаривать меня ехать в Новороссийск на этот суд, но я недооценивала угрозу, все-таки вынесенный ранее оправдательный приговор судьи Кияшко и убедительность моего адвоката заставляли поверить в то, что это очередная судебная формальность. Дома меня встретила собака Эби, она садилась в ноги, загораживая проход, и пристально смотрела в глаза, пытаясь меня предостеречь. Когда я сообщила адвокату, что не могу взять билет, мне стала звонить лично судья из Новороссийска. Она угрожала объявлением меня в розыск и принудительным приводом, если я не явлюсь на заседание самостоятельно.
Тогда мне удалось поймать кем-то сданный билет, и, стиснув зубы, я отправилась в очередной забег в соревнованиях «за правду». Как обычно, в дорогу я взяла несколько толстых книг, чтобы скрасить пару суток пути.
Глава 21
В поезде по дороге в Новороссийск я нежданно-негаданно получила травму пальца в результате действий не вполне адекватного пассажира, пытавшегося открыть дверь в купе. К моменту прибытия палец нестерпимо болел, и я потеряла сознание на вокзале. Меня отвезли в больницу, обработали рану, сделали рентген. Оказалось, что кончик пальца раздроблен. Мне наложили гипс, выписали кучу таблеток, и я покинула больницу.
На следующее утро, собрав все документы, я явилась в суд с загипсованной по локоть рукой, чем крайне удивила своего адвоката. Мы не сомневались в победе, но все-таки я поинтересовалась, не надо ли вызвать наших свидетелей.
– Да не нужны нам свидетели, это ж апелляция! – ответил адвокат. – Суд должен лишь оценить аргументы в жалобе, без рассмотрения дела по существу.