Природа была солидарна со мной: в городе объявили штормовое предупреждение, и начался ураган. Людей на улице не было, как и посетителей в нашем магазине. Вглядываясь во мглу за окном, я думала, что этот сегодняшний суд – моя гильотина. По случайности он совпал с Днем матери и мог стать последним днем моего материнства. Вопрос перед судьей стоял крайне жестко: встать на сторону Проценко и лишить меня родительских прав (поскольку Рома усердно размахивал обвинительным приговором за «побои», а теперь в деле появилась еще одна замечательная бумажка – возбужденное уголовное дело в отношении меня за неуплату алиментов). Но также был шанс, хоть и небольшой, что судья Иванова определит место жительства ребенка со мной, ведь для этого в деле имелись все необходимые документы: справка о моей зарплате и месте проживания, положительное заключение органов опеки, рекомендации экспертов-психологов и факт нарушения прав ребенка со стороны отца.
Я думала о том, что судья уже не раз доказывала, что играет в одни ворота. И сегодня ей будет нелегко изменить самой себе, признав уже совершенные ею ошибки. У Ромы были деньги и лучшие адвокаты, у него была Ксюша и громко звучащая ложь обо мне. У меня этого не было, но имелся совсем другой арсенал: правда и бесконечная любовь к моей дочери. Я сделала все, что могла, и оставалось лишь молиться о справедливом суде.
Когда коллеги удалились на обед, я осталась в офисе, чтобы быть на связи с адвокатом Еленой, ведь в эти минуты в Октябрьском суде Новороссийска начиналось рассмотрение дела. Друзья из Новороссийска прислали СМС: их не пустили наблюдателями на судебное заседание. Когда они потребовали официальные объяснения и собрались подать жалобу председателю суда, приставы не разрешили им даже войти внутрь. «Диктофонную запись заседания вести не позволили», – пришла СМС от адвоката Елены.
Я то и дело выходила на улицу, чтобы дозвониться до Елены и узнать, что происходит, но номер не отвечал. Офис тем временем жил своей жизнью. Ветер завывал в огромных стеклянных окнах, а сотрудницы обсуждали ремонт одежды и направления предстоящих командировок. О том, что сейчас решается моя судьба, люди вокруг даже не догадывались.
Под конец рабочего дня начальница неожиданно вызвала меня и сообщила, что не будет продлевать со мной договор. Видимо, она почуяла неладное или заметила мои частые выходы на улицу, странное поведение, ведь прием антидепрессантов делал меня заторможенной. Так или иначе, трикотажный цех меня не принял. В целом это было предсказуемо. Я сидела перед ней, изо всех сил сдерживая слезы. Но объяснять свои «обстоятельства» не видела смысла. Никогда до этого меня не увольняли с работы. В ее кабинете висела большая картина с изображением средневековой крепости. Это была даже не картина, а огромный пазл. Я спросила, долго ли она его собирала. Начальница ответила, что любит собирать пазлы с изображением замков. И вешать их в золотые рамки…
Мне тоже предстояло собрать пазл. Только что меня уволили с работы, и уже через несколько часов решится судьба иска об изменении места жительства Ксюши и встречного иска Проценко о лишении меня родительских прав…
Получив трудовую книжку и собрав личные вещи из шкафчика, я вышла с работы. Начала звонить Елене в Новороссийск. Ветер выхватывал телефон из рук. Сопротивляясь его порывам, я накинула капюшон и пошла вдоль набережной. Мои молитвы были обращены ко всем матерям-заступницам и богиням. Я просила защитить нас с дочкой от злых козней и лжи, помочь нам воссоединиться, просила помочь Елене, которая одна стояла за нас сейчас в суде…
Казалось, это длилось вечно.
Вдруг раздался звонок. Голос Елены был севшим…
– Светлана, мы только вышли. Пришлось покричать… – в ее голосе слышалась горечь. – Ваш Проценко столько выступал, поливал вас последними словами, но прокурор не нашла достаточных оснований для лишения вас прав… Наши доводы о проживании Ксюши с вами просто не давали донести, все время перекрикивали, спорили, провоцировали… Не суд, а черт-те что! Я такого вообще не помню. – Елена замолчала. Я остановилась, прячась от ветра, стараясь не пропустить главного. – Иванова всем отказала, – наконец озвучила итог суда моя адвокат.
– То есть как «всем отказала»?
– А вот так! Я сама не ожидала! Ни одно наше ходатайство не было удовлетворено. Зато Проценко приобщал к делу бесчисленное количество скриншотов интернет-страниц, якобы созданных вами, с порочащим вас содержанием. Эти скриншоты были заверены нотариусом, что, видимо, должно было доказать их легитимность. Это был кошмар! Когда я показала справки о работе и копию вашей трудовой книжки, Проценко стал возражать и достал «свою» копию вашей трудовой книжки, якобы настоящую, и тоже заверенную нотариусом. Откуда взялась вторая трудовая, судью не интересовало, делать официальный запрос она отказалась, – Елена вздохнула. – Полгода усилий – ваших, наших – коту под хвост! Теперь… новый иск только подавать.
У меня не было сил не только на новый иск, но и веры в то, что это имеет хоть какой-то смысл.
Глава 34