Грот в Ущелье Женщин

Честно признаться, я представлял себе, что в домике стены закопченные, пропахшие терпким запахом дыма, как в бане, какие по-черному топятся, и даже заранее готовил себя к этому. Еще я собирался спать на полу на оленьих шкурах, считая, что именно так спят пастухи; но, шагнув через порог, с приятным удивлением почувствовал, что ни запаха дыма, ни застоялого запаха, который обычно бывает в комнатах, где живут одни мужчины, нет и в помине – воздух в тупе был чист и прохладен, а запах дыма едва-едва улавливался. Оглядев избушку, я понял, отчего так свежо в ней – на предпоследних венцах каждой стены прорублены небольшие квадратные отверстия, которые, по всему видно, никогда ничем не затыкались. В малюсеньком же оконце, словно шутки ради, были вставлены двойные рамы.

Возле стен стояли раскладушки, застеленные оленьими шкурами, шкуры покрывали весь пол, и только у камелька серел полуметровый круг чистого пола. В камельке еще алели угли, рядом, на крестовине из толстой проволоки, стояли закопченная кастрюля и такой же закопченный и помятый чайник.

Еще, что бросилось в глаза: под каждым отверстием в стенах были прибиты ветвистые рога, чуть поменьше тех, которые я видел на коньке тупы.

– Охотничьи трофеи? – спросил я, кивнув на рога.

– Верно. Дикарей рога, – ответил Иван Иванович. – Дикого и пастух боится хуже волка и черт тоже.

– Черт?

– Конечно. По крыше бегает туда-сюда, напорется башкой или пузом на рога, убежит тогда. И в тупу не залезет. Хорошие сторожа висят.

– Шутку он говорит, – вмешался Игорь Игоревич. – Когда темный народ был – верили. Теперь так, по привычке. У ваших – иконы, у наших – рога. Висят, и ладно. Никто не снимет.

– А отчего дикого оленя пастухи боятся? – осмелился я задать вопрос, хотя понимал, что это – прямая демонстрация низкого уровня свой эрудиции.

Иван Иванович ответил удивленным вопросом:

– Как почему? Дикарь же. Дикарь! Волк одну важенку задерет, хворую, хромоногую, жалко пусть, пусть себя ругаешь, только большой беды нет. А дикарь всех важенок уведет. Важенка, она, как женщина, ей сильный мужик нужен.

Вон оно что. Оттого-то и унеслись так стремительно пастухи в тундру. Не до гостей им. У них свои заботы, самые неожиданные, самые важные. Так же, как для заставы сейчас – поиск шаров. И, видимо, все верно, так и нужно, чтобы каждый делал свое дело, считая его самым главным. И все же не потому, конечно, бригадир вроде бы недоволен мои приездом. Иное что-то. А что?

Игорь Игоревич положил на горячие угли несколько сухих полешек, они, подымив, вспыхнули, чайник, придвинутый к огню, благодушно зашумел, и только лишь тогда Иван Иванович принялся выкладывать из кастрюли в алюминиевую чашку большие куски мяса. Оно было еще горячим. Видимо, пастухи ждали своего бригадира, чтобы пообедать вместе, а он прискакал с такой тревожной вестью, что оказалось им не до еды. Теперь он угощал нас, всем видом выказывая, что ему нет времени рассиживаться за трапезой – сам он торопливо глотал, почти не пережевывая, мясо; не успели мы еще расправиться со своими кусками, он налил нам чаю, и только сделали мы по последнему глотку, как сразу спросил:

– Какая нужда привела, сказывайте? Мне к людям бежать пора.

– В тундру, Иван Иванович, шары пролетели, – начал было я объяснять, но он не стал слушать.

– Ладно, – кивнул он, нахмурившись, и поднялся. Высокий. Поджарый, с таким же, как и у председателя становищного Совета, задубленным, в глубоких морщинах лицом. Он передвинул на бок сбившиеся к животу подсумок и нож, широкий, с добрую ладонь, одернул малицу и еще раз кивнул. – Ладно.

Я начал было объяснять, в каком примерно месте шары могли упасть, что я намерен искать их вместе с пастухами и ради этого готов подождать, пока прогонят они диких оленей, но Иван Иванович, махнув рукой, пустое, мол, все это, взял карабин и направился к двери. Остановившись у порога, сказал на прощанье:

– Второй бригаде о дикарях скажите, – и что-то, уже на саамском языке, мне вовсе не понятном, объяснил Шушунову. Причину соей нелюбезности, возможно.

Получалось так, что он просто-напросто выставил нас за порог. Пусть сейчас ему не до наших забот – ему важно сберечь стадо. Пусть. Но я все же не мог согласиться с тем, что мое сообщение бригадира вовсе не затронуло и что я здесь вовсе лишний. Во-первых, важенок можно догнать по следу и вернуть. Куда они дальше тундры убегут? А шар – не стадо, следов не оставляет. Не найдешь его, если не знаешь, хотя бы примерно, где он упал. А найти нужно. Это же «посылка» врага! И не только пограничников, в равной степени и пастухов, всех наших людей. Но, видимо, пастухи недопонимают этого. И тут уж – просчет наш. Мой просчет, как замполита. Объяснять чаще и доходчивей все это нужно местным жителям, чтобы никогда не забывали, что враг есть враг.

А я чем бригадиру не по нраву пришелся? Имени и отчества не знал? Плохо, конечно, но не смертельно же?