Гротески

Я понял, в чем дело. То был Зелиг Перльмуттер, студент философского факультета, и он должен был стреляться с длинным Мерсером. Трактирная склока! Мерсер с компанией сидел в пивной, и в это время туда же вошел Перльмуттер с двумя товарищами. Они были встречены яростным: «Долой жидов!» Двое ушли, но Перльмуттер уже повесил шляпу на крюк; он не захотел уступить – уселся и спросил пива. Тогда Мерсер вскочил и выдернул из-под него стул, так что тот упал на пол под громкое гоготанье. Затем Мер-сер схватил с крюка его шляпу и выкинул ее за дверь в грязь, добавив: «Пшел вон, жидюга!» Но Зелиг, побледнев как мел, подпрыгнул к длинному Мерсеру и ударил его костистым кулаком по лицу. После этого, разумеется, его самого отколотили и вышвырнули вон из пивной. На следующий день Мерсер послал к нему секундантов, и еврей принял вызов: пять шагов дистанция, стрелять до трех раз.

– Что же поделаешь? – говорил мой товарищ, в качестве второго уполномоченного разбиравший все дуэльные дела. – Нужно давать защиту чести всем нашим благородным студентам. А благородный студент – тот, который, черт меня возьми, еще ни разу не украл ни одной серебряной ложки. Если б даже его звали Зе-зе-лиг П-п-перльмуттер…

Щуплый еврей в самом деле так заикался, что никогда не мог как следует выговорить собственную фамилию. Вероятно, ему понадобилось не менее получаса, чтобы изложить благополучно свою просьбу.

Он стоял, прислонившись к дереву, в затасканном пальто, с поднятым воротником. Боже мой, до чего он был безобразен. Грязные башмаки со стоптанными каблуками сидели криво и косо на его ногах. Над ними болталась бахрома брюк. Огромное никелевое пенсне с длинным черным шнуром криво висело над его чудовищным носом, который почти скрывал толстые сизо-красные губы. Его лицо было изрыто оспой и имело желто-грязный оттенок. Руки были глубоко засунуты в карманы пальто. Он упорно уставился в глинистую землю.

Я пошел к нему и протянул руку:

– Добрый день, господин Перльмуттер!

– П-по-почему с-с-соб-ственно… – возразил он заикаясь.

– Фукс, принеси сию минуту ящик с пистолетами! – резко крикнул мой товарищ.

Я крепко сжал грязную руку, которую наконец протянул мне еврей, затем побежал к нашему служителю, взял ящик с пистолетами и подал его моему коллеге.

– Ты с ума спятил? – прошипел он. – Что тебе вздумалось болтать с этим болваном?

Первый уполномоченный, пруссак, представлявший собой внепартийное лицо, поговорил с секундантами и отмерил длинными шагами дистанцию. Обоих противников пригласили занять их места.

– Господа! – начал пруссак. – Мой долг, как внепартийного, сделать хотя бы попытку покончить дело миром. – Он сделал маленькую паузу.

– Я, п-п-пож-жалуй… – тихо заикнулся маленький еврей, – ес-сли…

Мой товарищ гневно взглянул на него и яростно закашлялся, так громко, как только мог. Еврей смутился и замолчал.

– Итак, противники отклоняют примирение, – быстро постановил внепартийный. – Я прошу их обратить внимание на мою команду. Я буду считать: раз, два, три. Противники могут стрелять между «раз» и «три», но отнюдь не до начала команды и не после «три».

Пистолеты были обстоятельно заряжены. Секунданты кинули о них жребий, и мой коллега подал один из пистолетов еврею.

– Господин Перльмуттер, – произнес он официальным тоном, – поручаю вам оружие. Вам делает честь, что вы решили завершить ваше столкновение рыцарски-студенческим способом, а не через судью. Я надеюсь, что и здесь, на этом месте, вы не посрамитесь.

Он всунул пистолет ему в руку. Господин Перльмуттер взял пистолет, но рука его так дрожала, что он едва мог держать в ней оружие.

– Черт возьми, да не вертите вы им во все стороны! – продолжал мой товарищ. – Опустите пистолет. По команде «раз» поднимайте его с быстротой молнии и стреляйте. Не вздумайте целить в голову – так никогда не попадете. Бейте в живот – это самое надежное. Как выстрелили – держите пистолет высоко перед лицом, он ваше единственное прикрытие. Пользы от него, конечно, немного, но все-таки может случиться, что ваш противник, если выстрелит после вас, попадет вместо вашей персоны в пистолет. И побольше хладнокровия, господин Перльмуттер.

– Бла-бла-благодарю, – промолвил еврей.

Мой товарищ взял меня под руку и отошел со мной в сторону, в лес.

– Я, честное слово, желал бы, чтобы наш еврейчик взгрел Мерсера, – проворчал он, – я не выношу этого болвана. А кроме того, он, по всей вероятности, сам еврей.

– Но ведь он самый свирепый жидоед во всем студенческом корпусе! – возразил я.

– Вот именно поэтому. Погляди на его нос! Может быть, он и крещеный, и родители его тоже, да только все-таки он еврей. Наш заика не что иное, как помесь прокисшего пива и содержимого плевательницы, но он будет мне крайне симпатичен, если наделает дырок в Мерсере. И, в сущности, это просто скандал, что мы притащили сюда этого беднягу, как теленка, на бойню.

– Да, но ведь он хотел пойти на примирение, – заметил я, – если бы ты не закашлял…

Но он оборвал меня:

– Заткни глотку! Много ты понимаешь, фукс!