Гроза

Пока Гроза развлекалась, Белая волчица внимательно изучала лесные тропинки и ручейки, спускавшиеся с каменистого склона. Наверху, за молодой елью, виднелось нечто яркое, непривычное замыленному после долгой серой зимы глазу. Охотница взобралась чуть выше и обнаружила заросли багульника. Каменный цветок заполонил все пространство, куда падали лучи солнца. Белая волчица поначалу опешила от буйства лиловых красок, попятилась и прижала хвост: она ожидала увидеть врага, броситься в бой, но никак не могла понять, что ей делать на этом чудовищном карнавале. Багульник смутил матерую волчицу, однако своей неприличной яркостью и буйством оттенков лилового цвета растение околдовало волчат. Детеныши с радостными визгами пробегали среди его зарослей, трепали стебли и разрывали продолговатые листья на разноцветные ленточки. Волчата пусть по-варварски, но оценили великолепие щеголя-багульника. Весенняя тайга заставляла их понемногу забывать, что мир, между прочим, не удобная подстилка и рыба, плещущаяся у самого носа — только лапу протяни. Гроза, так же по-детски наивно, как и все, кто по счастливой случайности живым встречал свою первую весну, играла, пока не отнимались лапы, бегала по пням, пролезала в расщелины между тонкими березами и каменными насыпями, поднимала осторожных куропаток и отчаянно облаивала дятла. Лесной музыкант, занятый добычей пропитания для себя и новой подружки, отстукивал острым клювом свою любимую рабочую песню, показавшуюся Грозе чем-то похожим на грохот маленьких камушков, бьющихся о склон. Она встала передними лапами на ствол, запрокинула клиновидную волчью голову и завиляла закрутившимся в калачик хвостом. Ее голос был еще слабоват, казался особенно смешным для работящей птицы, отказывавшейся уделить даже одну лишнюю минуту ради столь нелепого существа. Дятел в красной каске педантично выстукивал знакомый ритм, время от времени доставая из-под надколотой коры барахтающегося в воздухе и семенящего лапами жука. Грозе ничего не оставалось, кроме как сидеть и наблюдать, уткнувшись грустным носом в лапы. Когда дятел перепрыгивал с ветки на ветку или ползал по стволу, она тихо рычала, представляя, как она повыдирает ему все красные перья с головы, когда тот по неосторожности или от своего, как ей нравилось думать, небольшого ума рухнет на землю, прямо ей в пасть.

Глава 10

Рыжей лисицей Циля петляла через залитый талой водой луг. Собака ловко скакала по проталинам, обнажившим грубую земляную шкуру тайги. Почва, показавшаяся из снежных нарывов, пахла молодой зеленой травой и влагой. Весна бережно обвила набухающие почки на молодых деревьях и кустарниках, забралась под каждый камень, вытянув из-под него молодые ростки, растормошила спящих под покровами льда жуков, до сих пор пребывавших в состоянии анабиоза. Пылкая и неуемная, она выпрямилась во весь рост, расточая свой свет, орошая жестокий край своими теплыми дождями и песнями ветра.

Укрываясь в рыхлом снегу, прижавшись друг к дружке мягкими пушистыми крыльями, отдыхали куропатки. Отяжелевшие от поедания семян птицы мирно устроились близ одной из низин, наполнившихся водой и превратившихся в маленькие озера. Куропатки не были любительницами воды, в отличие от диких уток, недавно уверенно приземлявшихся на одну из таких луж. Маленькая стайка путешественников вернулась из теплых краев, о которых они болтали весь день и всю ночь напролет. Они вспоминали, что там, далеко за горизонтом, солнце светило ярче, сородичи погибали реже, почти не было слышно грохота охотничьего ружья, однако когда старый селезень открывал свой единственный глаз, намереваясь повыдирать перья из крыльев желторотых юнцов, утки единогласно хлопали крыльями и радостно кричали, что тайга — их единственный дом, край, в который они вернутся сами, куда приведут утят. Тогда старая птица сменяла гнев на милость и дремала, стоя на одной лапе.

Куропатки старались вслушаться в оживленные утиные возгласы и крики, однако они были слишком тяжелыми и приземленными, чтобы размышлять о полете в места, где садится солнце. Они в их крохотной головушке не было места загадочным ориентирам и невероятным картам мира, звездам, способным указать путь. Куропатки любили ягоды и семена, которых в последние недели стало даже слишком много. Птицы не успевали набивать брюхо, как замечали нового червячка или сочную почку. Особенно им нравилось отдыхать, после того как они прочесывали новые проталины в поисках пропитания. Пестрые птицы, которые напоминали Ивану городских голубей, часто были неосторожны и забывали о своей уязвимости перед более прытким врагом. Они жались друг к другу, наивно надеясь обмануть зоркий глаз ястреба и острый собачий нюх.