Гроза

Жара. Пекло. Солнце вытянулось в толстый блин и каталось в небесном масле, едва переворачиваясь с боку на бок. Мокрая льняная рубашка висела на старой балке, штаны были привязаны к небольшому рыбацкому колышку, который Уля вбила в старую гнилую деревяшку. Мостовую уже вот-вот смоет водой, так она стара, однако девочка любила это место и дорожила им. Тут отец в первый раз дал ей в руки удочку. Теперь она сидела на брусьях в одних трусах, а рядом с ней ютился мрачноватый, опечаленный чем-то мальчишка с большими тусклыми глазами. Улита запрещала ему оборачиваться, чтобы он не подглядывал, поэтому Иван отстраненно смотрел вдаль, в лазурное июльское небо. Он, как всегда, путешествовал в глубинах своего сознания, забывая возвращаться в свою жалкую физическую оболочку. Мальчик выучил способ скрываться от внешнего мира так хорошо, что мог часами наблюдать за одной точкой, действуя совершенно отвлеченно при исполнении простых монотонных задач. Иван воспитал в себе умение концентрировать поток мыслей на определенных местах, людях или событиях. Он просматривал эпизоды из своей жизни, как старое кино, на проекторе. Картинки сменяли друг друга, смазывались, искажались, иногда и вовсе пропадали, оставляя экран черным. Пустоты в воспоминаниях естественны. Если бы Иван помнил всё, то наверняка бы уже сошел с ума. «Лучшее свойство памяти — умение забывать», — когда-то сказал мальчику Владимир. Иван старался обходить спорные ситуации из прошлого, потрясения и формы, которые принимал его страх. Мальчишка был очень аккуратен, перебирая фрагменты прошлого. Он с большим трудом сохранил рассудок в первоначальном состоянии. С того самого дня, как Риты не стало, Иван просыпался в холодном поту по несколько раз за ночь и истошно кричал, глотая ртом воздух. Он судорожно находил в темноте шею Цили и притягивал собаку к себе, тыкаясь лицом в ее пушистую шерсть. Иван больше не мог вести себя по-прежнему, верить миру, который сыграл с ним очень жестокую шутку. Он вновь замкнулся в себе и стал избегать прикосновений. Улита однажды нашла его лежащим в грязной канаве за ее домом. Мальчишка рычал и пускал слюни, как бешеная лисица, царапался и шипел, как дикая кошка. Он показался ей самым несчастным человеком на земле. Больше всего Улита не любила грустить. С тех пор девочка стала приходить к дому Ивана и приносить ему печенье. Она приручила его, как дикого зверька: уже к концу первой недели ее визитов она застала его сидящим на крыльце и ожидающим ее прихода. Они поздоровались, и Улита присела рядом, держа в руках малиновое пирожное. «Хочешь?» — спросила она. «Хочу», — скромно ответил Иван. Так и сдружились. Мальчишка привык к громкому голосу подруги, ее неуемному характеру и бесконечным дерзким выходкам. Улита была ночным кошмаром жителей деревни, оттиравших заборы и считавших яблоки после неприкрытого расхищения их огородов и теплиц. Девчонка была несносная, но для Ивана она была светом в темном царстве, в которое превратилась его жизнь.

— Ваня, пойдем купаться!

— Подожди, я плохо… — начал было Иван, но девчонка не дала ему закончить.

Она резко вскочила на ноги, отошла чуть назад и с разбега прыгнула в озеро бомбочкой. Брызги разлетелись в разные стороны, окатив мальчишку холодной водой. Озеро помутнело, а затем снова прояснилось, ил спал на дно. Улита, не дожидаясь замешкавшегося Ивана, поплыла, бодро работая руками. Столь самозабвенно она делала лишь две вещи: плавала и ругалась. Ее волосы, растрепанные, не чесанные днями, но, несмотря на это, блестящие, красивые, живые, как и сама девчонка, расходились на воде, а затем собирались в тонкую нить во время погружения с головой. Улита обязательно старалась открыть под водой глаза, чтобы увидеть, как мимо проплывает рыба, но как только девочка опускалась на глубину, вся живность в ужасе пряталась за водорослями и камнями. Рыбе было ни к чему знакомиться с энтузиасткой столь близко. Она напоминала им огромную щуку, всегда готовую раскусить чешуйчатых острыми зубами-пилами.

Иван остановился на краю старого лодочного причала, будто собираясь прыгнуть, но удерживаемый странной силой. Мальчик смотрел на смеющуюся Улиту и не мог понять, почему ему так плохо, когда она зовет его с собой. Он видел в ее поступках полное отрицание каких-либо ценностей, так почему она нуждается в его компании? Мальчик мало говорил, был замкнут и считал себя неполноценным, жалким человеком, не заслуживающим внимания. Иван упорно старался занимать как можно меньше места, ютился в углах, вжимался спиной в стены. Он пытался скрыться от реальности, но девочка со смеющимися глазами-солнцами раз за разом возвращала его в мир людей, так ему опротивевший. Иван готов был бежать, сопротивляться, кричать и плакать от отчаяния. Все его существо противилось радости, считало ее патологией. Улита притягивала мальчика к «земле», заставляя чувствовать что-то кроме боли. Такие эмоции он высвобождал с особым трудом, скупясь на излишнюю, по его убеждению, экспрессию.