Гроза

Иван оказался весьма старательным и способным учеником. Он умел быстро признавать свои ошибки и недоработки, стараясь тут же угодить своему учителю. Владимир часто помогал мальчишкам из деревни стрелять по банкам, однако ни один из них не был способен воспринимать новую информацию так, как это делал Ваня. Мальчик горьким опытом был научен вслушиваться в требования и неукоснительно их выполнять. Город, в каменной колыбели которого он провел большую часть жизни. Казалось, вся жизнь была регламентирована и расписана по пунктам в маленьком офисном журнальчике. Именно поэтому ему удавалось так хорошо управляться с ружьем. В стрельбе от человека требовалась точная техника, иногда преобладающая над эмоциональной составляющей.

— Почувствуй ружье, как оно ложится тебе в руку. Оно само все сделает, только направь, — говорил старик.

Иногда Ивану становилось жутко от того, как быстро дробь вылетает из оружейного дула. Доля секунды, и выстрел поднимает сорок — непрошеных зевак, шептавшихся о маленьком человеке. Их длинные светлые перья с синим мазком краски вдоль крыльев скрываются за зелеными ветвями раскидистых берез. Птицы осмеливаются вернуться на привычное место лишь через несколько минут, на протяжении которых Иван собирался с духом, крепко сжимая вспотевшими ладонями холодное ружье. Пернатые сплетницы с интересом наблюдали за стараниями мальчишки, поворачивая головы и хлопая глазами-бусинами. Было в этом мальчике что-то влекущее и завораживающее — то ли его неловкость, то ли сконфуженная поза, не свойственная таежному скитальцу, а может быть, взгляд — напуганный, потерянный. Такими глазами на мир смотрит олененок, едва появившийся на свет и ожидающий мать в травяных зарослях.

В очередной раз прицеливаясь под четким руководством своего деда, Иван почему-то перевел взгляд на небо, отвлекся. Между сосновых макушек проскользнула тень, а затем раздался сорочий гам, захлопали крылья, птицы разлетелись в разные стороны. Мальчик, не выпуская ружья из рук, осмотрелся, ища виновника галдежа. Почему-то он был уверен, что это еще одна глупая сорока, внезапно появившаяся за спинами пернатых товарищей. Все стихло. Еще несколько мгновений бор сохранял ледяное спокойствие и натянутое вязкое молчание, затем, взвившись до самого солнца и заслонив своим телом его ослепительный блеск, в небо над мальчишкой взмыл черный коршун. Птица одним взмахом своих могучих крыльев раздвигала воздушный массив, выталкивая себя вверх. Движения коршуна были слегка замедлены, потому что в его цепких когтях билась еще живая, но раненная в грудь сорока. Она отчаянно билась и щебетала, цепляясь клювом за собственные перья. Ее маленькие-глазки бусинки подрагивали и блестели от страха, ужаса перед близкой смертью.