Гроза

Михеев кивнул и умчался к машине, балдеть в вечер пятницы. Хотя еще рабочий день не кончился. Следователь отрешенно уставился в ноутбук. Отказной по Зиновьеву грыз его не хуже голодной крысы. Но прыгать выше головы не хотелось. Как и лишний раз связываться с начальством. Наконец, Соколовский, что-то для себя решив, резко сгреб материалы по Круглову и отправился на второй этаж, к шефу следственного отдела, всесильному Аркадию Ивановичу Комарову. Тот помещался в отдельном кабинете, что уже считалось за роскошь. Кабинет был обычный, черное пухлое кресло из кожзама, герб России над ним на стене, там же портрет президента, жалюзи на окнах и куча бумажек на столе. Семейных фотографий шеф не хранил на работе из принципа, коих у него было до небес. Замначальника Мезенцев с утра уехал, Комаров сидел, упершись взглядом в монитор ноутбука, изредка что-то подчеркивая и переписывая в блокноте. Его стокилограммовая туша вольготно развалилась в кресле, выражая относительно благодушное настроение.

–Аркадий Иванович? – Соколовский вошел в кабинет шефа, положив тому на стол кипу листов по Круглову. Тот мельком проглядел бумаги и удивленно поднял голову.

–Чистый отказник, пиши постановление, что мне тебя учить,– проворчал он.

Соколовский подал ему бланк постановления о продлении срока проверки до 10 суток.

–Аркадий Иванович, слишком там все просто получается. Не успеваю в трое суток уложиться, скорее всего буду возбуждать дело по ст.143 УК, нарушение охраны труда,– отрезал следователь.– плюс иск о компенсации материального и морального вреда. Работодатель вину не признает, как дурак ссылается на 51 статью Конституции. Потом выпишу постановление об обыске на территории фирмы, буду искать документы хоть какого-то договора с потерпевшим.

–Прицепились вы к этому алкашу. Сначала ко мне врывается Златопольский и требует отстранения от дела, кстати, твоей персоны, теперь ты собираешься обшаривать фирму в поисках испарившегося договора. – вздохнул Комаров, сверкнув стеклами круглых очков. – Нарушения нет, договор не был оформлен, по сути, рабочий фирмы притащил своего знакомого и попросил помочь почистить крышу, только и всего. Как уже выяснилось, роспись в тетрадке по технике безопасности он поставил, так что формальная сторона соблюдена. Родственники потерпевшего – алкоголики, заявление они готовы забрать, иск предъявлять не будут. Пиши отказную и закрывай материал. Это не наши проблемы.

–Да ну? – Соколовский презрительно ухмыльнулся. – У меня человек лежит в коме в больнице, а я должен сказать его родственникам, что так и нужно, что ли?

Соколовский сам чувствовал, что его понесло, но остановиться не мог. Сдерживаемое раздражение распирало его изнутри. Сказывалась давняя усталость, у него так стучало в висках, он едва ли не шатался.

–Юр, не горячись,– оборвал его шеф. – Это глухарь, Круглов нам ничего не скажет, а этот адвокат только вони лишней добавит. Если так хочешь, можешь еще раз позвать зиновьевскую жену и объяснить ей, как подать иск на компенсацию материального вреда, но в суде у нее шансов мало, сам понимаешь.

–И в итоге, мне спустить дело на тормозах? Ну нет, там же явно нет никакого инструктажа, нет даже банальной страховки.

–Кому они нужны, твои алкаши, их еще страховать, ты сам-то представляешь? – хохотнул Комаров. – Я твое постановление подписывать не буду, дело возбуждать не разрешаю. За твою же шкуру волнуюсь. Потому что тебе, как следователю, не нужна скверная статистика раскрываемости. Ты идеалист, Соколовский, а я реалист. Зиновьев работал на фирме за бутылку водки, он случайно сорвался с крыши, никто тут не виноват. Это несчастный случай.

–Может быть, я идеалист,– нагло отозвался Соколовский.– но я банально не смогу сказать Анне Зиновьевой, что закон здесь бессилен. Только продлите мне сроки, дальше я сам управлюсь. – теперь в его голосе зазвучала плохо скрытая мольба. Это было его слабостью, он и сам прекрасно осознавал. Нельзя принимать каждое дело слишком близко к сердцу, надолго тебя не хватит. Но Соколовский здесь шел на принцип, не признавая отступления, и втайне гордился собой в подобные минуты. Он немного, судя по всему, бравировал своей щепетильностью в вопросах, касающихся работы, с большим трудом признавая собственные ошибки.

Комаров своего подчиненного уже успел изучить, и видел, что если уж тот вбил себе что-то в голову, отговаривать бесполезно. Он молча скомкал бланк постановления о продлении срока проверки сообщения о преступлении и выбросил его в пластмассовое мусорное ведро.