Гроздь винограда

Алкоголь пытливо разжигал тепло в теле, но все старания ограничивались едва ощутимым щекотанием в области грудной клетке. Эдвард разочарованно покрутил в пальцах стакан и замер, зацепившись взглядом за безымянный палец. Точнее за кольцо, в котором не было смысла. Никогда не было.

Снял обручальное кольцо и крутанул металл, отчего он пролетел по всей поверхности барной стойки, ударился о преграду в виде широкой ладони.

Генри задумчиво поглядел на кольцо и сжал в кулаке.

— Как ты? — риторический вопрос слетел с языка, и парень присел на барный стул. — Алкоголь не лучшее решение.

— Твоя невеста меня споила.

— Лу не знает иного способа поддержки, — хмыкнул Генри и с долей сожаления признался. — Из меня тоже поддержка не очень.

Эдвард перевёл взгляд с кубиков льда, что покоились на дне стакана, на единственного друга. На единственного друга, который ответил на звонок после третьего гудка и выслушал нытьё.

Даже не перебил, не испустил нетерпеливого вздоха, а только назвал адрес и попросил приехать первым же рейсом.

— Ты умеешь слушать, — похвалил Эдвард. — Большего мне не надо.

Вибрация мобильного телефона заставила парня быстро разблокировать экран в надежде, что Роуз дала о себе знать. Однако ничего, кроме треклятого спама, не обнаружил. С разочарование убрал телефон в карман джинсов и запустил пальцы рук в волосы.

Неопределённость, неизвестность и этот жуткий холод, — всё пугало.

— Мать не звонила? — осторожно спросил Генри, на что Принс глухо усмехнулся:

— Настрочила сообщение, но я его не прочитал, — признался и закрыл лицо ладонями. — Почему, Генри? Почему она выбрала Райдера? Я же обещал, что всё будет хорошо. Потерпеть оставалось совсем немного: я заработал бы денег, купил всё, чего она только пожелала бы. Чёртовы платья, украшения, поездки на острова… На что там ещё тратил деньги Райдер? Я бы потратил больше, только бы она была счастлива. Была со мной.

Вытер глаза тыльной стороной ладони и лишил стакан содержимого, после чего наблюдал, как оперативно сработал бармен. Новая порция наполнена до краёв.

— Я всегда выбирал её, даже не задумывался. Она же, не колеблясь, сдала меня Райдеру. Почему? — уставился на печатки на собственных пальцах и задумчиво произнёс. — Я размышлял в дороге… Да, из меня выдался не лучший сын: часто отговаривал, повышал голос, бывало, говорил грубости. Но я всегда был на её стороне. Передрался со всеми мальчишками, обругал всех соседей, что косо смотрели на мать, которая пренебрегла трауром и так скоро вышла замуж во второй раз. Я сам не одобрял её поступки, но никогда и мысли не допускал, чтобы бросить. Она — единственный родной мне человек. Больше никого нет.

— В её решении нет твоей вины, Эд, — осторожно проговорил Кинг, когда друг замолк на несколько минут.

— Теперь же я один, — подытожил Эдвард. — Как бы убого и мыльно не звучало, но я реально один. Ни отца, ни матери. Кто мне позвонит, если я сегодня задержусь в этом чёртовом пабе и не приду домой? — глухой смешок вырвался из горла. — А где мой дом?

— Я позвоню.

Генри сжал пальцами плечо друга:

— Митч, Адам, Лу, Клэр и Сара позвонят.

Посмотрел на музыкальную группу, что разместилась неподалёку от сцены, и слабо улыбнулся. Не потому, что хотел улыбаться, а просто не знал, как иначе отреагировать на слова фронтмена.

— На худой конец тебе всегда позвонит Блейк и поделится подробностями своей личной жизни.

Тут Эдвард не выдержал — рассмеялся.

Смешинки быстро потонули в глотке алкоголя, и неодобрительный взгляд Генри не заставил себя долго ждать.

Принс понимал, что алкоголь — плохой способ справиться с гнетущими мыслями, ведь толку от него никакого. Не справлялся ни с холодом, сковавшим тело, ни с эмоциями, что выходили из-под контроля влажными подтёками под глазами.

Как раньше он справлялся с болью? Обращался к музыке. Но как побороть такой новый вид боли? Такой мучительной, такой пугающей и всеобъемлющей.

Эдвард неловко кивнул в сторону сцены:

— Через сколько выходите?

— Пятнадцать минут в запасе у нас есть.

Кивнул и обвёл взглядом приготовленную к выступлению аппаратуру. Пошевелил онемевшими пальцами, как если бы примеривался к струнам гитары, и усмехнулся. Усмехнулся собственному воображению, которое вдруг переместило его на сцену и дало в руки музыкальный инструмент.

Будет легче и в этом случае?

— Что скажешь, если я напрошусь к вам?

— Скажу, что это отличная идея. И ребята, уверен, обрадуются, — Генри с нескрываемой долей облегчения улыбнулся. — Что будем играть?

Эдвард долго смотрел на сцену, пока из горла не вырвался истеричный ответ:

— Не знаю, — растерянно развёл руками. — Я не знаю, что исполнять.

— Эд…

— Отец говорил, что будет первым моим слушателем, первым купит билет на концерт, будет первым зрителем. Он…умер. И тогда я пообещал себе, что не выйду на сцену.

Потому что отец не стал ни первым слушателем, ни зрителем, его просто не стало.

— Отца нет, и во мне нет уверенности. Понимаешь?