Грозненский альпинизм советского периода

В апреле Дудченко собрал нас – семь человек, разрядников разной квалификации, и повёз в Приэльбрусье, на Ирики. Доехали мы на перекладных до селения Верхний Баксан и пошли вверх по красивейшему ущелью с каменными столбами и нарзанными источниками. Переночевав, утром пошли на вершину Советский воин по маршруту категории сложности 2А, оставив часть вещей внизу. Погода была отличная, и я все тёплые вещи тоже оставил внизу. На гребне вдруг налетел ветер, откуда-то принесло тучи, началась пурга, и стал я понемногу замерзать. А внизу, под маршрутом, на травке, нежилась под солнцем корова. Так захотелось оказаться там и прижаться спиной к её тёплому животу! Но увы, приходилось согреваться только крупной дрожью. Видя это, Игорь сказал, что руководство двойкой мне не засчитывает, только участие.

А теперь, сказал он, чтобы не терять высоту, идём на траверс Ирикчат категории сложности 3А. По гребню подошли к Ирикам и пошли дальше. Погода портилась, передняя связка зависла на очередной стенке, а впереди ещё почти весь маршрут. Возникла перспектива холодной (то есть без палаток) ночёвки. Коровы скрылись в тумане, и Игорь, прекратив восхождение, повёл нас вниз. Тоже очень полезный опыт.

На лето досталась мне путёвка в альплагерь Безенги. Там наш тренер Дудченко взял меня в своё отделение. Как-то он сказал мне, что я напоминаю ему его самого в молодости. Но почему-то его это не радовало, и гонял он меня, как Сидор свою козу, а однажды и отловил при падении. Спускались мы бегом по каменистому склону, я неудачно споткнулся, и вот, лечу молчком, думаю: сейчас ругаться начнёт. Он протянул руку, перехватил меня, поставил на склон, пробурчал: «разлетались тут»; и, обращаясь к остальным: «я вам сказал бежать за мной след в след, а не летать у меня над головой, размахивая ледорубом». И дальше побежали. Мы за смену выполнили программу третьего и четвёртого этапов обучения; и ещё он послал меня на две двойки в спортивных группах: тебе, говорит, полезно. А я и не был против.

В эту смену удалось мне вписать новую страницу в бивачное меню.

Большую часть времени мы проводили вне лагеря. Затаривались продуктами, бензином для примусов и уходили на несколько дней в высокогорную зону на занятия и восхождения. Потом возвращались, день-два в лагере – и снова на высокогорные ночёвки. С продуктами было так: сначала подсчитывали, на сколько человеко-дней мы идём, и сколько в рублях нам на это причитается. Потом на складе переписывали список наличных продуктов и их стоимость. Потом составляли меню на каждый день, подсчитывали необходимое для этого количество продуктов на разрешённую сумму. Потом заполняли заявку, подписывали её у инструктора, в учебной части и в бухгалтерии. Потом шли на склад, получали продукты, рассовывали их по рюкзакам и бегом из лагеря. Обычное меню на отделение было – суп из пакетов, приправленный половиной банки тушёнки, макароны с другой половиной той же банки и чай с печеньем. По утрам – манка со сгущёнкой.

Меня это меню не вдохновляло, и решил я накормить нас чем-нибудь вкусным. В списке на складе числилось «мясо свежее», дорого, правда, на всё остальное оставалось совсем мало, зато как это здорово порадовать себя шашлыком или ещё чем-то подобным на фоне гор! Выписал я «мясо свежее», но на складе мечты растаяли как дым в свете соцреализма: «мясом» оказалась большая кость с остатками мяса в некоторых местах, куда не смогла достать ленивая рука повара. Грустное было зрелище, но делать нечего, уже ничего не исправишь.

И вот, на «Австрийских ночёвках» заложил я кость одним концом в бачок от примуса, который служил нам кастрюлей, поварил её минут семь, и понял всю тщетность этой затеи. Чтобы не жечь зря бензин, вытащил кость, аккуратно завернул и спрятал под палатку, чтобы мух не привлекать: потом выброшу куда-нибудь в трещину. В бачок долил воды, засыпал супчик, сижу, мешаю.

Подходит староста соседнего отделения: что это за манипуляции тут у тебя? Да вот, говорю, натуральную бычью кость раздобыл, даёт супу навар и совершенно фантастический аромат! Хочешь, понюхай. Он понюхал, прослезился: а зачем, говорит, вытащил? Хорошая кость, говорю, отдаёт свой навар и аромат где-то двадцать четыре часа. Я её использовал десять минут, так что мне её на всю смену хватит. Он с тоской посмотрел в сторону своего супа: а можешь её мне минут на десять дать? А я тебе полбанки тушёнки? Товарищам надо помогать, я согласился, он взял кость, а я приправил суп тушёнкой. Кость пользовалась большим успехом в дальнейшем. А когда пришла пора уходить с ночёвок, её у меня выпросил кто-то из остающихся всего за банку сгущёнки. Когда через две недели я вернулся на «Австрийские ночёвки» в составе спортивной группы, чтобы третий раз идти на Башхауз 2А, кость там уже не нашёл: кто-то унёс всё-таки.

А Башхауз мне стал как родной. Потом я и четвёртый раз проходил через его перевал, но это уже при спуске с Крумкола шестой категории сложности.