– Тогда ты приведи пони, – потребовала она, повернувшись к служанке. – И сейчас же выпусти мою собаку!
– Потише, мисс, – ответила та. – От вас не убудет быть повежливее. Пусть мистер Гэртон и не хозяйский сын, но он вам двоюродный брат. А меня никто не нанимал вам прислуживать.
–
– Так и есть! – ответила служанка с укором в голосе.
– О, Эллен, скажи им, чтобы они такого не говорили! – в волнении продолжала девочка. – Папочка привезет моего двоюродного брата из Лондона. Он сын джентльмена. А этот…
Она не договорила и разрыдалась, потрясенная мыслью о родстве с таким неучем и деревенщиной.
– Тише, тише! – прошептала я. – У людей бывает много разных двоюродных братьев и сестер, мисс Кэти, и ничего в этом нет страшного. Просто не нужно водить с ними знакомство, если они дурно воспитаны и злы.
– Он не… он не мой двоюродный брат, Эллен! – настаивала она, еще больше расстроившись от моих слов, и бросилась ко мне в объятия, чтобы спрятаться от столь ужасного известия.
Я была крайне раздосадована тем, что открыли друг другу Кэти и служанка, и нисколько не сомневалась, что сообщение о скором приезде Линтона сразу же будет передано мистеру Хитклифу, а моя подопечная, когда приедет отец, первым делом попытается у него выведать, как объяснить слова служанки о ее дурно воспитанной родне. Гэртон, принятый за слугу, уже оправился от обиды и, казалось, проникся сочувствием к переживаниям девочки. Он подвел пони к входной двери, затем, чтобы успокоить Кэти, вынес из псарни славного криволапого щенка терьера и сунул ей в руки, сказав при этом, что плакать не надо, он не хотел ничего плохого. Кэти на мгновение притихла, подняла на него полные ужаса глаза и вновь разрыдалась.
Я едва сдержала улыбку, видя такую неприязнь к бедняге, который был прекрасно сложен, силен, крепок, прямо кровь с молоком, и к тому же имел приятные черты лица. Правда, одежда на нем больше подходила для работы на ферме или для скитаний по вересковым полям во время охоты на кроликов или дичь. И все-таки, мне казалось, что в его внешности проявились признаки лучших качеств, чем те, что присущи были его отцу. Хорошие, но неухоженные ростки, конечно, потерялись среди диких сорняков, заглушивших их своим буйным ростом, однако они свидетельствовали об изобильной, плодородной почве, которая при более благоприятных обстоятельствах могла бы дать богатый урожай. Полагаю, мистер Хитклиф не обижал юношу физически – из-за присущего мальчику бесстрашного нрава, который не способствовал желанию наказывать его таким способом. В Гэртоне не было ни капли робкой покорности, которая, по мысли Хитклифа, придала бы приятную остроту подобным истязаниям. По-видимому, свое мщение Хитклиф решил свести к воспитанию паренька в грубости и невежестве. Опекун не учил Гэртона ни читать, ни писать, никогда не попрекал за дурные привычки, лишь бы они не мешали ему самому, никогда не наставлял его на путь добродетели и ни словом не предостерегал от греховных поступков. Судя по слухам, что до меня доходили, Джозеф также приложил руку к извращению характера молодого человека, ибо по своему недомыслию относился к нему пристрастно – еще в детстве он льстил ему и баловал его, потому что видел в Гэртоне главу древнего рода. Но когда Кэтрин Эрншо и Хитклиф были совсем юные, старик вечно попрекал их: они-де выводят из себя хозяина, и из-за их «гадких поступков» тот ищет утешения в выпивке. Теперь всю вину за дурные качества Гэртона Джозеф возлагал на человека, завладевшего всем его имуществом. Когда парень сыпал проклятиями или вел себя недостойно, старик не вмешивался, по-видимому, получая удовлетворение от того, как низко тот падает. Он понимал, что юноша обречен, что душа его будет осуждена на вечные муки, но ему думалось, что отвечать за это придется Хитклифу. «Кровь Гэртона падет на его голову», – эта мысль особенно грела воображение старика. Джозеф научил мальчика гордиться именем своих предков. Он мог бы, если бы осмелился, воспитать в нем и ненависть к нынешнему владельцу «Грозового перевала», но страх перед этим владельцем граничил с суеверным ужасом, и потому свои чувства Джозеф выражал невнятными намеками и обещаниями кары небесной. Не могу сказать, что я хорошо осведомлена о том, как в те годы протекала жизнь в «Грозовом перевале». Передаю вам лишь слухи, ибо сама я видела немного. В деревне поговаривали, что мистер Хитклиф скуп и крайне суров с арендаторами, но благодаря женскому присмотру дом его вновь обрел былой уют, и сцены гульбы, привычные для той поры, когда хозяином был Хиндли, больше не разыгрывались в этих стенах. Из-за своего хмурого нрава Хитклиф ни с кем не искал знакомств – ни с добрыми людьми, ни с дурными. Таким он и остался до сегодняшнего дня.