Грозовой перевал

Я говорила вам, что после ухода от мужа миссис Хитклиф прожила около двенадцати лет. Семейство Линтон отличалось хрупким сложением. Она и Эдгар не имели того крепкого здоровья, которое вы обыкновенно встретите у обитателей здешних краев. Не знаю точно, чем именно она болела перед смертью. Полагаю, оба они умерли от одного и того же – некоего подобия лихорадки. Недомогание охватывает человека постепенно, но лечению не поддается, и под конец заболевший очень быстро сгорает. Проведя в болезни четыре месяца, она сообщила брату письмом о своем возможном уходе и попросила, по возможности, приехать к ней, ибо ей нужно многое уладить, сказать ему последние прощальные слова и передать маленького Линтона в надежные руки. Она надеялась, что Линтон останется жить с дядей, как до того жил с нею. Его отец, в чем она пыталась сама себя убедить, не имел желания взваливать себе на плечи заботы о воспитании и образовании ребенка. Мой хозяин, не колеблясь ни минуты, откликнулся на ее просьбу. Хотя по обычным приглашениям он крайне неохотно покидал дом, в этом случае он поспешил к ней, вверив Кэтрин на время своего отсутствия моему попечению, не раз повторив, что ей запрещается выходить за границы парка, даже если я буду ее сопровождать. Ему и в голову не пришло, что она может убежать одна, без всякого сопровождения.

Мистер Линтон отсутствовал три недели. Первые день или два моя подопечная сидела в углу библиотеки слишком опечаленная, чтобы читать или играть. В таком подавленном состоянии она почти не доставляла мне хлопот, но затем ее настроение сменилось нетерпеливой раздражительностью и капризами, и, поскольку домашние обязанности и возраст не давали мне бегать вверх-вниз по лестнице и развлекать ее, я придумала способ, которым она могла бы сама себя занять. Я стала отправлять мисс Кэти на прогулки по парку то пешком, то на пони и по возвращении внимательно выслушивала рассказы о ее настоящих или вымышленных приключениях.

Лето стояло в самом разгаре, и ей так понравились эти одинокие путешествия, что частенько она проводила в парке все время от завтрака до чаепития, а вечером потчевала меня своими увлекательными историями. Я не боялась, что она нарушит отцовский запрет, потому что ворота были обычно заперты, но даже если бы они стояли настежь открытыми, она вряд ли решилась бы, думалось мне, в одиночку отправиться за границы парка. К несчастью, я ошибалась. Однажды Кэтрин явилась ко мне в восемь часов утра и объявила, что сегодня она арабский купец, который пересекает пустыню со своим караваном, и я должна дать ей побольше провизии для нее самой и для животных – коня и трех верблюдов, на роль которых были взяты большая гончая и пойнтеры. Я собрала множество вкусных припасов в корзинку и подвесила ее сбоку у седла. В широкополой шляпе с газовой вуалью, защищавшей от июльского солнца, Кэти вскочила на пони, веселая, как маленькая фея, и поскакала с радостным смехом, ни в грош не ставя мои советы быть осторожной, не пускаться в галоп и вернуться пораньше. К чаепитию проказница не явилась. Вернулась одна из участниц путешествия – гончая, старая собака, предпочитавшая покойную жизнь. Но, как я ни вглядывалась в даль, ни Кэти, ни пони, ни двух пойнтеров нигде не было видно. Я отправила людей искать ее по разным дорожкам и в конце концов вышла на поиски сама. На краю наших угодий работник чинил забор вокруг посадок, и я спросила его, не видел ли он молодую леди.

– Утречком видал, – ответил он. – Просила сделать ей ореховый хлыстик, а потом как перепрыгнет на своей лошадке через изгородь вон там, где пониже, и поминай как звали!

Можете представить себе, что я почувствовала, услышав эту новость. Сразу стало ясно, что она направилась к Пенистон-Крэгу.

– Что же с нею будет? – воскликнула я и бросилась через проем, который латал работник, прямо на большую дорогу. Я неслась, словно с кем-то наперегонки, миля за милей, пока на повороте передо мною не возник «Грозовой перевал». Но Кэтрин не было видно нигде. Крэг лежал в полутора милях от дома мистера Хитклифа, а значит, в четырех милях от «Дроздов», и я поняла, что, прежде чем я туда доберусь, начнет темнеть. «Что, если она поскользнулась, пробираясь среди камней, – думала я, – и убилась или переломала себе кости?» Неизвестность мучила меня, и поначалу я почувствовала радостное облегчение, когда, заторопившись пройти мимо «Грозового перевала», вдруг заметила Чарли, самого злобного из наших пойнтеров, лежавшего под окном с распухшей мордой и окровавленным ухом. Открыв калитку, я подбежала к дому и стала неистово стучать в дверь. Открыла знакомая мне женщина, некогда жившая в Гиммертоне. Оказалось, после смерти мистера Эрншо она нанялась в «Перевал» на службу.

– Ах, вы пришли за своей маленькой госпожой! – воскликнула она. – Не волнуйтесь, она жива-здорова. И я очень рада, что это не хозяин вернулся.

– Значит, его нет дома? – спросила я, задыхаясь от быстрой ходьбы и тревоги.

– Нет-нет. Они с Джозефом ушли, и, я думаю, вернутся не раньше, чем через час, а то и больше. Зайдите и отдохните немного.