Грозовой перевал

Те двенадцать лет, продолжала миссис Дин, что последовали за этой тяжелой порой, были счастливейшими годами моей жизни. У меня не было более серьезных волнений, чем те, что касались обычных болезней маленькой леди, а они ведь случаются у всех детей – и бедных, и богатых. В остальном, по прошествии первых шести месяцев, девочка росла, точно лиственница после дождя, и, прежде чем во второй раз зацвел вереск над прахом миссис Линтон, уже умела ходить и разговаривать на свой манер. Она была поистине очаровательной девчушкой, осветившей, словно солнышко, наш печальный дом, – лицом настоящая красавица, с прелестными темными глазами, унаследованными от Эрншо, но белокожая, с тонкими чертами и светлыми вьющимися волосами, как у всех Линтонов. Характер у нее был веселый, но ровный, без буйства, а сердце чувствительное и даже слишком горячее в своих привязанностях. Эта способность чересчур крепко прикипать к кому-то напоминала мне ее мать. И все же она не была на нее похожа, ибо умела быть нежной и ласковой, точно голубка. Голосок был мягкий, взгляд задумчивый. Гнев ее никогда не переходил в ярость, а любовь – в безудержную страсть. Она любила глубоко и нежно. Однако ж, надобно признать, что наряду с достоинствами у нее были и недостатки. Один из них – склонность дерзить, а вместе с тем, и капризничать, что неизбежно проявляется у избалованных детей, независимо от их доброго или злого нрава. Если горничной случалось ее рассердить, в ответ всегда звучало одно и то же: «Я пожалуюсь папочке!» А если отец упрекал ее, хотя бы одним только взглядом, тут уж разыгрывалась настоящая трагедия. Не думаю, чтобы он хоть раз строго ее отчитал. Мистер Линтон сам занимался образованием дочери, и уроки его были легкими и увлекательными. К счастью, любознательность и сообразительность позволили Кэти стать хорошей ученицей. Она училась с удовольствием и все схватывала на лету, делая честь своему учителю.

До тринадцати лет девочка ни разу не вышла одна за пределы парка. Случалось, мистер Линтон брал ее с собою на прогулку – не больше чем на милю; никому другому он дочь не доверял. Название «Гиммертон» было для нее отвлеченным понятием, а церковь – единственным зданием, кроме родного дома, порог которого она переступала. Ни «Грозовой перевал», ни мистер Хитклиф для нее не существовали. Она жила совершенной затворницей и, по-видимому, ничуть этим не тяготилась. Правда, иногда, глядя из окна детской на окрестный пейзаж, спрашивала:

– Эллен, скоро я смогу подняться на вершину тех холмов? Интересно, что там, за ними – может, море?

– Нет, мисс Кэти, – отвечала я. – Там тоже холмы – такие же, как эти.

– Вот бы посмотреть, какими видятся вон те золотые скалы, если встать внизу? – однажды спросила она.

Крутой склон Пенистон-Крэга больше всего привлекал ее внимание, особенно когда на него и на самые высокие окрестные вершины светило солнце, а весь остальной пейзаж покрывала тень. Я объяснила, что это всего лишь огромные голые камни и в щелях между ними трудно укорениться даже чахлому деревцу, так мало там питательной почвы.

– А почему они так долго сияют на солнце, когда в «Дроздах» уже вечер? – не унималась она.

– Потому что они намного выше нас, – отвечала я. – Вам на них не взобраться – они высокие и крутые. Зимой мороз сначала приходит туда, а потом уже к нам. В середине лета я, случалось, видела снег в той черной впадине на северо-восточном склоне.

– О, так, значит, ты там бывала! – с восторгом вскричала она. – Тогда я тоже смогу пойти, когда вырасту. А батюшка тоже бывал, Эллен?

– Батюшка сказал бы вам, мисс, – поспешила я ответить, – что нет смысла подниматься так высоко. Вересковые поля, по которым вы с ним гуляете, гораздо приятнее, а парк в поместье «Дрозды» – самое прекрасное место на свете.

– Да, но парк я знаю, а их нет, – пробормотала она вполголоса. – Было бы здорово оглядеть все вокруг с того высокого выступа. Когда-нибудь моя маленькая пони Минни меня туда отвезет.

Когда же одна из служанок вскользь упомянула Пещеру Фей, Кэти больше ни о чем уж и думать не могла – только бы осуществить свой план! Она то и дело донимала мистера Линтона, и он пообещал отправиться с ней в путешествие, когда она подрастет. Но мисс Кэтрин считала свой возраст не годами, а месяцами, и вопрос: «А теперь я уже подросла, и мне можно поехать на Пенистон-Крэг?» – буквально не сходил с ее губ. Дорога в ту сторону проходила неподалеку от «Грозового перевала», и Эдгару не хватало духу решиться на такое путешествие, поэтому девочка всегда получала один и тот же ответ: «Пока нет, милая моя, пока нет».