– Ни разу в жизни не встречала я такое трусливое создание, – добавила женщина. – Да еще чтоб так заботился о своем здоровье! Не дай бог, я чуть позже обычного оставлю вечером открытое окно – сразу такое начинается! Как будто глоток ночного воздуха его убьет! А посреди лета непременно надобно затопить камин. Трубка Джозефа – ему тоже отрава. Мальчонке всегда подавай конфеты, всякие лакомства и молоко, молоко, без конца молоко. И ему все равно, как нам тяжело приходится зимой. Сядет у камина, закутавшись в свой меховой плащ, поставит на полку, чтоб подогреть, гренки и воду или какую-нибудь кашу и кушает потихоньку. А если Гэртон из жалости придет его развлечь – Гэртон, хоть и грубый, но в душе-то не злой, – они обязательно разругаются: один уйдет с бранью, другой со слезами. Думаю, не будь он хозяйским сыном, мистер Хитклиф был бы только рад, если бы Эрншо выпорол его хорошенько. И я не сомневаюсь, что мальчишку выставили бы за дверь, если бы хоть немного знали, как он нянчится со своей персоной. Но мистер Хитклиф опасается поддаться такому искушению, отчего никогда не заходит в комнату сына, а случись тому вести себя так в «доме», где бывает мистер Хитклиф, его сразу же отправляют наверх.
По ее рассказу я поняла, что полное отсутствие сочувствия сделало молодого Хитклифа сварливым и эгоистичным, если даже он не был таковым от природы, и мой интерес к нему постепенно угас, хотя я все равно печалилась о его судьбе и жалела, что мальчик не остался у дяди.
Мистер Эдгар поощрял мои попытки побольше разузнать о племяннике. Полагаю, он много думал о нем и даже готов был пойти на риск и с ним свидеться. Однажды он попросил меня узнать у служанки, бывает ли мальчик в деревне. Она ответила, что в деревню Линтон приезжал лишь дважды в сопровождении отца, и каждый раз потом три-четыре дня изображал ужасную усталость. Та служанка, если я верно припоминаю, от них ушла через два года после появления в доме молодого Хитклифа, и на ее место пришла другая, с которой знакомы мы не были. Она и сейчас там.
Жизнь в «Дроздах» текла спокойно и безмятежно, как раньше, пока мисс Кэти не исполнилось шестнадцать лет. В день ее рождения мы никогда не устраивали веселых празднеств, ибо это был также день смерти моей бывшей хозяйки. Отец мисс Кэти проводил все время один в библиотеке, а в сумерках отправлялся на погост в Гиммертон, где частенько оставался до полуночи. Поэтому Кэтрин приходилось самой себя развлекать.
Двадцатого марта, в погожий весенний денек, когда ее отец ушел, моя молодая леди спустилась вниз, готовая отправиться на прогулку. Она сказала, что попросила разрешения пройтись со мною по краю вересковой пустоши, и мистер Линтон дал свое согласие, с условием, что мы далеко не уйдем и вернемся через час.
– Так что поторопись, Эллен! – воскликнула она. – Я знаю, куда хочу пойти – туда, где обычно гнездятся куропатки. Надо посмотреть, свили ли они гнезда.
– Это довольно далеко, – ответила я. – На краю пустоши куропатки не гнездятся.
– Нет, недалеко. Мы с батюшкой видели их очень близко.
Я надела шляпу и вышла из дома, больше не задумываясь о куропатках. Мисс Кэти бежала вприпрыжку впереди меня, потом возвращалась, потом вновь мчалась вперед, точно молодая борзая. Поначалу я лишь наслаждалась льющимся отовсюду пением жаворонков и мягким, теплым солнцем, любовалась моей подопечной, моей радостью – ее рассыпанными по спине золотистыми локонами, ее румянцем, таким же нежным и чистым, как цветы дикой розы, и ее глазами, излучающими безоблачное удовольствие. В те дни она была счастливейшим созданием, ангелом. И до чего же мне жаль, что ей вечно чего-то не хватало!
– Ну, – сказала я, – где ваши куропатки, мисс Кэти? Мы должны были бы уже их повстречать. И очень далеко ушли от ворот парка.
– Еще чуть дальше, еще чуть дальше, Эллен, – без конца повторяла она. – Давай поднимемся на этот пригорок, пройдем по тому склону, и когда ты будешь на другой стороне, я вспугну птиц.
Но пригорков было много, склонов пришлось преодолеть еще больше, так что вскоре я начала уставать и сказала, что нам следует наконец остановиться и повернуть назад. Мне пришлось кричать, потому что она изрядно меня обогнала. Но Кэти либо не слышала, либо не обращала внимания и продолжала вприпрыжку бежать все дальше, а мне ничего не оставалось, кроме как поспевать за нею. В конце концов она скрылась в каком-то овраге, и прежде чем я увидела ее вновь, она была мили на две ближе к «Грозовому перевалу», чем к родному дому. Тут я заметила, что Кэти остановили два человека, одним из которых – я его сразу узнала – был сам мистер Хитклиф.
Кэти оказалась пойманной на воровстве или, по крайней мере, на выискивании птичьих гнезд. Земля эта принадлежала Хитклифу, и он отчитывал браконьершу.
– Я ничего не брала и ничего не нашла, – говорила она, когда я с трудом дотащилась до них, и развела руками, чтобы доказать сказанное. – Я и не собиралась их брать, но батюшка сказал, что здесь много гнезд, и я хотела посмотреть на яйца.