Грубиян

Я покачала головой: таким важным социальным навыком, как говорить людям «нет» и уж тем более посылать их так далеко, я, к сожалению, не обладала. Может потому, что в своё время меня этому навыку не обучили родители, несмотря на то, что это была их прямая обязанность; а может потому, что я при этом чувствовала себя так, словно предаю государство и целое человечество.

— У моего лучшего друга была проблема в семье: сначала было такое чувство, словно потерял косарь, а потом оказалось, что десять копеек выпали. И я сейчас совсем не о деньгах. — Макс потушил сигарету, и я заворожённо смотрела, как тает в воздухе облачко дыма. — Люди не ценят заботу и беспокойство за них, а вот если послать их, то они обязательно среагируют.

— Ты не понимаешь, — дрожащим от слёз голосом произношу в ответ. — Это ведь родители, я так не могу.

Соколовский опускается передо мной на корточки и упирается локтями в колени, сцепляя их в замок.

— Поверь мне, детка, я прекрасно знаю, каково это — иметь ущербного родителя. — При этом на его лице появляется выражение лёгкой печали, и я недоумённо всматриваюсь в его лицо, стараясь не заострять внимание на своём новом прозвище. — И поверь мне, я бы не постеснялся послать её нахер.

Её… Значит, Максим говорил о своей матери… Выходит, у нас больше общего, чем я могла даже предположить.

— А теперь, — он резко выпрямляется и подхватывает меня на руки, отчего я взвизгиваю и судорожно цепляюсь за его шею, — скажи, куда тебя отвезти. И даже не вздумай говорить мне, что ты останешься здесь. Ты не останешься.

Пару секунд я просто смотрю на него и пытаюсь осознать, что всё, что сейчас происходит — действительность, а не игра воспалённого разума. Как, должно быть, здорово — иметь рядом мудрого мужчину с большим сердцем, который готов перевернуть весь мир, чтобы ты была счастливой…

Мой взгляд опускается на его усыпанную родинками шею, и я вновь теряю связь с реальностью. Приходится тряхнуть головой и прокашляться, чтобы ответить.

— У меня есть подруга, я временно живу у неё.

Макс удовлетворённо кивает и уверенно топает к своей машине со мной на руках. Должно быть, я выгляжу хуже, чем мне казалось, раз он держал меня на руках без видимых усилий.

В машинах я совершенно не разбираюсь, но это не мешает мне понять, что она очень и очень дорогая. Я искренне рада за Макса, потому что лично мне никогда не хватит смелости сесть за руль, даже если будет возможность: в любых стрессовых ситуациях, как показала практика, я совершенно теряюсь. Так что, лучшее, что я могу сделать для человечества — это не сдавать на права.

В салоне Макс пристёгивает меня ремнём безопасности, словно я не в состоянии сама этого сделать, и выруливает из моего двора. Я тихо называю ему адрес Алисы и отворачиваюсь к окну, потому что глаза всякий раз цепляются за его родинки на шее, а я не хочу вновь потерять самоконтроль.

Кстати, об этом…

— Мне не понравилось, что ты лапал меня в раздевалке, — словно для самой себя, бурчу под нос.

Но у Соколовского, по-видимому, отличный слух.

— Думаю, очень даже понравилось, — не соглашается он. — К тому же, я ведь позволил тебе дотронуться до моих родинок; почему же я не могу позволить себе дотронутся до того, что хотел я?

От такого откровения температура резко подскакивает, а дыхание сбивается, стоит мне вспомнить, к чему именно тянулись его руки. Но я не могу позволить ему заметить, как легко можно выбить меня из колеи.

— Как ты узнал, где я живу? — перевожу я тему в более безопасное русло.

Макс фыркает, чем успешно привлекает моё внимание. Его кривоватая улыбка пополняет мой личный список «самых сексуальных вещей», которые делает этот парень.

— Увидел тебя на автобусной остановке и не удержался.

Мои щёки предательски заалели: прежде я подобные истории слышала только от Алисы, но никогда парни не интересовались мной лично.

Любопытная, как все девушки, не удерживаюсь от очередного вопроса.

— А заступился почему?

Макс хмурится.

— Потому что терпеть не могу насилие. Особенно, когда дело касается девушки. — Его лицо озаряет озорная улыбка, когда он бросает на меня мимолётный взгляд. — Мучать тебя можно только мне.

Я вновь краснею до кончиков волос, стараясь не вникать в смысл его слов, но ничего не выходит. Если под словом «мучать» он подразумевал «зажимать тебя везде, где только можно», то не знаю, каким способом можно пережить подобные «пытки»…

От греха подальше снова отворачиваюсь к окну, наблюдая, как безликие здания окраин сменяют более презентабельные по мере приближения к центру. Краем глаза замечаю движение и наблюдаю, как Макс тянется к магнитоле. Пара секунд, и на весь салон раздаётся незнакомая песня, с которой я чувствую какое-то болезненное родство (речь идёт о песне «LX24 — Птица (O’Neill Remix)»).