Грубиян

На ноги меня ставят только в лифте под клятвенные заверения о том, что до дверей квартиры я доковыляю самостоятельно. Но, разумеется, просто так меня не отпускают: его губы вновь захватывают мои в плен, и я в который раз теряю голову.

— Готовься, — обжигает он своим дыханием моё ухо. — В следующий раз я приеду на второй машине, и так просто попасть домой у тебя не получится.

Мои колени начинают дрожать, и мне приходится ухватиться за поручень, чтобы удержаться в вертикальном положении.

Макс на прощание подмигивает и уходит прочь. С трудом перевожу дух, пока лифт едет на самый последний этаж, и кидаю взгляд в зеркало. Ну и видок у меня: на голове — воронье гнездо, губы опухли, словно накачанные силиконом, в глазах — дикий блеск. Правда, когда взгляд проходится по открытому участку шеи, и я замечаю несколько засосов, губы отчего-то растягиваются в улыбке.

Интересно, почему?

Прихрамывая, выхожу из лифта и торможу на полпути из-за ошарашенного взгляда Алисы.

— Скажи, что мне показалось то, что мне показалось!

Мысли всё ещё находились в хаотичном порядке, и из-за каламбура подруги у меня начала кружиться голова.

— Что ты имеешь в виду?

Алиса делает шаг ко мне навстречу, хватает за шиворот куртки и буквально затаскивает в квартиру. Припоминая о травме, скачу как кенгуру на одной ноге, и это не ускользает от цепких глаз подруги, которая хмурит брови.

— Я надеюсь, хромаешь ты не из-за Макса?

Пару секунд пытаюсь вникнуть в смысл сказанного, а потом чувствую удивление и жгучее желание защитить Соколовского.

— Конечно, нет!

Восклицаю чересчур эмоционально и прикусываю язык, но уже поздно: Алиса подозрительно щуриться.

— Да ты влюбилась!

И это был не вопрос. Собираюсь ей возразить, но так и замираю с открытым ртом, потому что солгу, если скажу, что ничего к Максу не чувствую. Всё-таки, я так и застряла где-то между пятнадцатью и восемнадцатью годами, когда наивные девочки теряют головы от первой любви.

Левая нога отекает от долгого стояния, и мне начинает казаться, что морщиться у меня уже входит в привычку. До Алисы, наконец, доходит, что я временно неполноценный член общества, и она утаскивает меня на кухню — на этот раз осторожно. Пока она разогревает в микроволновке две порции грибного супа, я стаскиваю куртку с плеч и вешаю её на спинку стула, а когда поворачиваюсь обратно первое, что выделяется на общем фоне — ошалелые глаза Алисы, которые таращатся куда-то в область моей шеи. Вспоминаю, что Макс оставил на ней однозначные отметины, и прикрываю шею руками, не забывая при этом покраснеть: всё-таки, это касалось исключительно меня и Макса.

— Нуу, вот это точно появилось из-за него, да? — спрашивает подруга, когда к ней возвращается дар речи.

Я киваю и снова улыбаюсь той самой идиотской улыбкой, о которых рассказывают в кино и книгах.

Алиса тряхнула головой, и на этот раз её взгляд был сосредоточен и серьёзен.

— Так, давай по порядку: где ты была? — начинает она допрос. И тут же добавляет: — Я видела, как Макс выносил тебя на руках из машины.

Я коротко пересказываю ей свой неудачный визит домой, и Алиса не забывает пару раз указать на то, что я идиотка. Согласна, это было глупо, но не могу я просто взять и вычеркнуть родителей из своей жизни, какими бы они ни были.

Когда дохожу до эпизода с топором и то, как я выпрыгиваю в окно, Алиса становится белее мела. Но своевременное появление Макса заставляет её расслабиться и облегчённо выдохнуть.

— Ну ладно, этот парень заработал пару баллов в моих глазах, — бурчит она. — Правда, я так и не поняла, когда он успел тебя заклеймить.

— Это неважно, — отмахиваюсь я. Почему-то мне кажется неправильным делиться такими интимными подробностями даже с лучшей подругой. — Макс просто подвёз меня, потому что я подвернула ногу, когда выпрыгивала из окна, вот и всё.

— Да нет, не всё, — хмурится подруга. — Иначе ты сейчас не сверкала бы, как начищенный пятак.

И я в самом деле чувствую себя удивительно хорошо, но мне не нравилось, что подруга при этом вместо того, чтобы порадоваться за меня, выглядела недовольной.

— Что-то не так? — спрашиваю в лоб.

— Просто не нравится мне этот Макс, — заявляет она, и мой рот чуть распахивается от удивления. — Ты знаешь, какая у него репутация? Плейбоя и бабника!

Об этом я и сама догадывалась: во-первых, с такой внешностью и характером, как у него, парни не хранят себя в «чистоте» для «той самой», как это делают девушки; а во-вторых, он сам ненароком дал мне такую наводку, когда заикнулся о том, что не понимал, как можно любить и хотеть только одну девушку. Но именно, что не понимал. В прошедшем времени.

— Мне это известно. Но я верю, что человек может измениться.

Алиса печально улыбается.

— Твои родители сильно изменились за те две недели, что ты отсутствовала?

Эта фраза бьёт наотмашь не хуже пощёчины. Отец не только не поменял ко мне своего отношения, но и, кажется, наоборот, стал ещё агрессивнее и злее.

— Нельзя же грести всех под одну гребёнку…