Грудь в крестах

Думал, я, сейчас девка и поплывет, расплачется, как у их бабьей породы принято. Ан нет. Крепкая. Как убедилась, что мы из Рисса — успокоилась, и сухо и четко, по-военному практически, все рассказала. Отец ее, бывший рисский пограничник, в свое время спутался с контрабандистами, ну и рванул в какой-то момент с семьей от греха через ленточку, как колечко стало вокруг подельников сжиматься. Он успел, а у подельников колечко на шее и затянулось, веревочное. Ну а тут и жить остался, и неплохо жил, с местными дружбу водил, и, в общем-то, никаких таких терок не имел. Даже помогал кому-то, и разговоры об замужестве старшей дочери водил.

Но люди же — такие козлы. Как началось — нагрянула к нему местная самооборона — те самые трое, судя по ее описанию, которых мы завалили. Пришли подло, типа в гости. Отца топором со спины убили, мать и сестер… ну ясное дело. Брата закололи. Она успела убежать, да никто и не гнался. Жила все время в лесу, а питалась чем найдется, в неразграбленом соседями саду фрукты какие-то подбирая по ночам. Остальное-то в доме все мал-мал ценное повынесли на тот же день. Сама до того в дом ходить боялась. Ну а как увидела пожар, а до того стрельбу слышала — решила пробраться посмотреть, что такое. Да одежду в доме поискать, резонно решив, что коли в селе пожар, то не до нее станет, а одежка ей нужна — сарафан на ней драный-предраный. Тут-то ее Петруха и поймал.

— Господин офицер — закончила Мари свой рассказ — Простите великодушно, не знаю как Вас правильно величать…

— Я не офицер, Мари, и вряд ли им стану. Я только сержант. Все меня тут зовут просто «командир». Ну или по имени — Йохан. Я с севера. Можешь меня звать и так.

— Господин сержант… А можете Вы мне дать Ваш револьвер? Ну, пожалуйста!

— Револьвер?!

— Да… Ну пожааааалуста!

— Хм… — Ну и глазенки у этого чертенка! Честные-наивные, прозрачные, как хрусталь. И просит так, словно леденец… Что за чорт, что во мне такое шевелится, даже ведь не поймешь — то ли кобелячье что-то, то ли отцовские какие-то чувства. Или вообще все вместе. Так и педофилом стать недолго… И ведь как же хочется. Хочется ДАТЬ ребенку игрушку. Вот прямо глядя в эти серые огромные глазищи дать то, что она просит. Хочется увидеть ее радость… Что за чорт знает что вообще такое происходит-то… А, плевать! Сую руку в карман френча — Револьвер, говоришь?.. А ты умеешь с ним обращаться, Мари?

— Да, господин сержант! У отца был раньше револьвер, и он меня научил, сказал, на случай если придут его арестовать… Но тут у нас не было револьвера, и вообще я была в саду…

— Ну… На. Держи. Осторожнее, он заряжен! — Я протягиваю на ладони девочке маленький бульдог — Там всего пять зарядов, детка. Но ты не бойся, теперь тебя никто не оби…

Бам!..Бам-бам!..Бам! — четыре выстрела вылетают почти очередью — и четверо деревенских мужиков опускаются на землю, схватившись за животы. Мари скачет, азартно высунув язык, кого-то высматривая в шарахнувшейся толпе, подпрыгивает, вытянув руку — Бам! — Ого, отлично, хедшот! Щелкает дважды в холостую курок, и девочка разочарованно опускает оружие.

— Хм… А ты, смотрю я, разбойница, дитя мое… но при этом хорошо стреляешь! Чем тебе помешали эти селюки? Нет, я не против, просто интересно…

— Господин сержант — эти двое пришли вместе с со всеми, и насиловали мою сестру и мать. Тот — брат главного из бандитов. А эти грабили наш дом, хотя дружили с отцом.

— Ну… что ж, парни, доколите этих свиней, да и двинулись. Садись на телегу, Мари. Что ты еще хочешь, детка? Наверное, ты голодна?

— Нет, спасибо, господин сержант, я не голодала, в саду много плодов, и вода в ручье вкусная…. Но я, и правда, очень-очень хочу кое-что…

— Что же, ты хочешь, Мари?

— Пожаааалуста… Дядя Йохан… У Вас есть еще патроны?

* * *

Покинули мы негостеприимную деревеньку под рев сгорающей заживо скотины и вой местных. Уже даже немного жалко стало. Чуть сильнее — безвинную скотину и поменьше — человеков. Скотина-то вообще не виновата, но что поделать, такова ее скотская доля. Шагаем мы, по-вокруг повозки с раненными и Мари, и даже как-то и ничего, жизнь наладилась снова.

— Эй, индюки беременные! По сторонам гляди, ружье наготове! Вы не с девочками прогуливаетесь, уясните уже себе, сракоголовые, тут война, а не свадьба, и тут вас убивать будут! Не меня, меня нельзя, а вас! — про себя подумал, что ведь как обычно может случиться — будут стрелять в них, а попадут еще ненароком в меня — Вилли! Если ты вывихнешь себе челюсть, зевая, я ее тебе вправлю! Прикладом, Вилли! Остальных тоже относится! Шевели копытами, парни, а то что-то сзади жареным запахло!